Ли Бреккет - Долгое завтра Страница 6

Коленки Лена подогнулись, и он потерял сознание Потом было темно и спокойно, он слышал голос Исо, затем мистера Хостеттера, далекий и неясный, словно принесенный ветерком в знойный день. Затем он оказался в фургоне, огромном, полном незнакомых запахов, туда же мистер Хостеттер втолкнул Исо, похожего на привидение.

— Ты говорил, это будет смешно, — прошептал Лен.

— Откуда я мог знать? — грубо оборвал его Исо.

Он икнул и опустился на корточки позади Лена, положа голову на колени.

— Будьте здесь, — сказал Хостеттер, — я должен кое-что отыскать.

Он вышел. Лен с трудом поднялся и выглянул из фургона, взгляд его был обращен к стенающей, рыдающей, кричащей толпе, волнующейся, словно море, вопящей о своем спасении:

— Слава, слава, алиллуйя! Возмездие за грех — смерть, алиллуйя!

Мистер Хостеттер быстро бежал к какому-то фургону, стоящему в тени деревьев. Исо тоже наблюдал за ним. Проповедник о чем-то кричал, размахивая руками.

Мистер Хостеттер уже возвращался, выпрыгнув из другого фургона. В руках он держал какой-то маленький ящичек длиной меньше фута. Он влез на сиденье, и Лен подошел к нему.

— Пожалуйста, — сказал он, — позвольте мне сесть сзади вас.

— Положи это куда-нибудь, ладно? — Хостеттер показал ему коробочку. — Потом можешь влезать. А где Исо?

Лен оглянулся. Исо свернулся калачиком на полу, положив голову на узел с одеждой. Лен окликнул его, но тот не отозвался.

— Поехали, — сказал Хостеттер. Он щелкнул кнутом и крикнул на лошадей. Дружно взяли с места шесть скакунов, и фургон покатился все быстрее и быстрее, пламя костра осталось далеко позади. Лошади перешли на легкий аллюр. Мистер Хостеттер обнял Лена, и тот прильнул к нему.

— Зачем они сделали это?

— Потому что боятся.

— Чего?

— Вчерашнего дня, — ответил Хостеттер, — или завтрашнего.

Он удивительно грубо выругался. Лен в недоумении уставился на него, но Хостеттер прервал себя на полуслове и покачал головой. Когда он вновь заговорил, в его голосе уже не слышно было тех свирепых ноток, которые так ошеломили Лена:

— Оставайся со своими, Лен. Ничего лучше этого тебе никогда не найти.

Лен пробормотал:

— Да, сэр.

После этого никто не нарушал молчания, и фургон медленно продолжал свой путь. Мерное поскрипывание колес нагоняло на Лена дремоту, не ту, которая предшествует здоровому сну, а болезненную, наваливающуюся от изнеможения. Позади крепко спал Исо. Наконец лошади перешли на шаг, и Лен увидел, что они достигли ярмарочной площади.

— Где ваш фургон? — спросил Хостеттер, и Лен объяснил ему.

Когда они подъехали ближе, то увидели горящий костер, а возле него — отца и дядю Дэвида. Оба выглядели сердитыми и угрюмыми, и когда мальчики подошли, не сказали им ни слова, лишь поблагодарили мистера Хостеттера за то, что он доставил их. Лен исподтишка покосился на отца. Ему хотелось встать перед ним на колени и сказать:

— Отец, я согрешил, — но неожиданно для себя он задрожал и снова начал всхлипывать.

— Что произошло? — строго спросил отец.

— Фанатики забрасывали камнями, — в двух словах объяснил Хостеттер.

Отец посмотрел на Исо, перевел взгляд на дядю Дэвида, потом на Лена и вздохнул.

— До этого подобное произошло всего однажды, — сказал он. — Мальчикам было запрещено идти туда, но они нарушили запрет и стали свидетелями этого ужасного зрелища. — Затем он повернулся к Лену:

— Ну-ка, успокойся, все закончилось, — и легонько подтолкнул его к фургону. — Иди, Ленни, завернись в свое одеяло и отдыхай.

Лен пополз под фургон и завернулся в одеяло. Его окутала спокойная темнота, и он погрузился в сон, но сознание все еще удерживало лицо умирающего Соумса. Сквозь темноту до него доносился голос мистера Хостеттера:

— Я пытался предупредить этого человека еще вчера в полдень, что фанаты что-то замышляют. Вечером не выдержал и последовал за ним. Но было слишком поздно, я ничего не мог изменить.

— Он действительно виновен? — спросил дядя Дэвид.

— Не больше, чем мы с вами. Люди с Барторстауна никого не пытаются обратить в другую веру.

— Так он был из Барторстауна?

— Соумс приехал из Виргинии. Я знал его как торговца и отличного человека.

— Виновен или нет, — произнес отец, — все равно это не по-христиански. И чем больше будет таких сумасшедших проповедников, тем ожесточеннее толпа.

— Все мы чего-то боимся, — сказал Хостеттер.

Он влез в фургон и уехал. Но Лен уже ничего не слышал.

Часть 3

Прошло почти три недели, не считая двух—трех оставшихся дней, на дворе стоял тихий, теплый октябрьский полдень. Лен в одиночестве сидел на ступеньке.

Через некоторое время дверь позади Лена тихо отворилась. Послышались шаркающие шаги и глухое покашливание. Это бабушка вышла погреться в лучах осеннего солнца. Костлявой и высохшей, но удивительно сильной рукой она ухватилась за запястье Лена и спустилась двумя ступеньками ниже, согнувшись, словно сухая ивовая веточка.

— Спасибо, спасибо, — сказала бабушка, расправляя свои многоярусные юбки.

— Хочешь, я дам тебе коврик, — предложил Лен, — или шаль?

— Не стоит, на солнце и так тепло.

Лен опустился на ступеньку позади нее. Брови его были нахмурены, голова опущена, и он казался таким же старичком, как и бабушка, только гораздо более серьезным. Бабушка пристально посмотрела на Лена, и тот заволновался, не зная, что она хочет отыскать в его глазах.

— Все эти дни ты очень молчалив и задумчив, Ленни.

— Да, это так.

— Но ты ведь больше не обижаешься, правда? Я так не люблю надутых мальчиков.

— Нет, ба, я больше не обижаюсь.

— Твой отец правильно сделал, что наказал тебя. Ты ведь ослушался его, хотя прекрасно знал, что тебе это запрещено ради твоей же пользы.

Лен кивнул:

— Я знаю.

Отец не стал бить Лена. Наказание было отнюдь не таким суровым, как он ожидал. Отец обстоятельно и очень серьезно расспросил Лена о том, что он видел и делал, и закончился разговор тем, что не только в следующем, но, может, и через год Лен не поедет на ярмарку. Одним словом, Лен будет сидеть дома до тех пор, пока не докажет, что ему вновь можно доверять. “Отец оказался не таким уж плохим, — думал Лен. — Дядя Дэвид до полусмерти избил Исо”. А вообще Лену казалось, что ему уже никогда не захочется поехать на ярмарку.

Об этом он и сказал бабушке, и она улыбнулась своей старческой беззубой улыбкой, похлопав его по коленке:

— Год назад тебе так не казалось.

— Возможно.

— Ну, хорошо. Даже если ты уже не обижаешься, все равно что-то странное происходит с тобой. Что же, скажи мне?