Федор Богданов - Дважды рожденный Страница 6

Вдруг профессор почувствовал, что его охватывает какое-то сонливое состояние.

Чем это его накормили? Как это он вообще очутился здесь и что с ним будет дальше? Что это за заколдованный дворец? И этот молчаливый старик с почти немигающими глазами — кто он такой? Он неотступно смотрит на профессора и точно изучает его: трогает его волосы, лицо, руки, ноги, с удивлением смотрит на его глаза, которые часто то закрываются, то открываются.

Профессор борется со сном, но, наконец, не выдерживает и погружается в крепкий сон.

Последней мыслью его было:

— Это не человек, это — рыба. Неужели я один в этом Зеленом дворце? Не странно ли, что я не видел здесь ни одной двери? Но какой-нибудь выход есть же здесь...

Зеленый дворец

Кругом царствовал все тот же знакомый зеленый полумрак, когда Мартынов проснулся. Он теперь чувствовал исключительную бодрость и легкость во всем теле.

— Чорт возьми! — обрадовался он. — Будто мне вовсе не пятьдесят, а всего только двадцать пять лет! Однако, во что я наряжен?

Мартынов провел рукой по шершавому кафтану и сразу все вспомнил: странного старика, обед и свой быстрый сон.

Подумать только, что он, весящий около восьмидесяти килю, съел какую-то палочку, моментально уснул и теперь не чувствует ни голода, ни своих пятидесяти пяти лет. Удивительное место, удивительное меню! Однако, чего же сидеть на этой дурацкой кушетке, когда можно поразмять ноги и кстати познакомиться с этим «Зеленым дворцом», как профессор мысленно окрестил это странное здание.

Опять эти бесконечные комнаты, отделенные одна от другой арками, нити и рычаги, рычаги... Приглядевшись пристальнее, Мартынов заметил, что под каждым рычагом есть надпись, но как ни старался он разобрать ее, из этого ничего не выходило.

И удивительное дело: рассматривая эти надписи, он немедленно вспомнил, что на свете все еще существует много языков. Вспомнил, что существуют языки немецкий, французский и много других, но на каком языке он мыслил сам, он сначала долго не мог припомнить.

— Что за чорт! На каком же языке эти надписи под рычагами, желал бы я узнать? А вот, кажется, латинская буква L. Здесь же вот какая-то чепуха. Э-э! Смотри-ка ты: русская фита! Кто бы мог поверить, что она еще сохранилась на свете! Но не ее ли сотню лет назад уничтожили? А, впрочем... Ба!

Профессор вдруг энергично хлопнул себя по лбу. Вспомнил! Он думает несомненно на русском языке. Теперь он в этом убежден. Однако, до какой степени неведомы пути человеческого мышления: увидев одну, давно уничтоженную букву старого русского алфавита, он вспомнил по удивительной ассоциации про свой родной язык. Спустя долгое время он приходил в неописуемое изумление по этому поводу и по поводу сохранности человеческой мысли.

Но какое значение имел этот факт при данных условиях? Все равно это маленькое открытие не разрешало всех его недоумений, и он долго еще должен был бродить ощупью в темноте перед лицом невероятной обстановки и перед последовавшими затем невероятным событиями.

Воспринимая фантастическую действительность как не что, только наполовину существующее, профессор продолжал ходить по анфиладам дворца. Он двигался и двигался, словно это была единственная цель, которую он преследовал, словно хождение могло разрешить все его сомнения.

А неотвязчивые картины, туманные, но почему-то близкие и понятные, лезли в его голову, но исчезали они так быстро, что ни на одной из них он не успевал сосредоточиться.

Изредка он останавливался около какого-нибудь предмета, трогал его и вслух произносил его название, иногда даже целых четыре названия, и сам удивлялся этой странности. По чаще всего он вовсе не знал названия предмета, хотя и знал, что это такое и для какой цели.

А что это за существа глазеют на него? Что им надо? Не узнает ли он чего от них? Но что это за люди? Это не люди, а чорт знает, что такое! В одной из ниш стоят человек пять: лица безволосые, глаза по яблоку, руки короткие, пальцы с перепонками... Или это ему снится? Мыслимы ли такие существа на земле в наши дни? Смотрят на него немигающими глазами, трогают его лицо, особенно бороду, издают невнятные звуки. Что за кошмар! Нет, надо выяснить, где он, что с ним, иначе можно с ума сойти.

Опять арки и комнаты, уходящие в полумрак, опять мягкий зеленый свет. За ним идет толпа любопытных, все в одинаковых шершавых одеяниях, плотно облегающих фигуры и ноги до колен, с голыми руками, на хилых ногах. Рахитики! У многих из них пальцы на руках стянуты перепонкой. Какие уроды!

Профессору стало не по себе.

Но вдруг над головой профессора серебряной мелодической трелью зазвенел колокольчик. Тотчас ему ответили другие, повидимому, такие же колокольчики.

Казалось, эта негромкая трель наполнила собой каждый атом воздуха и неслась отовсюду: сверху, снизу, с боков. Одно время профессору показалось, что это сами стены звенят.

Этот трезвон продолжался не более минуты.

И сейчас же вслед за этим громадный зал начал наполняться странными существами, на первый взгляд очень схожими между собой.

— Несомненно, это мне кажется, — подумал Мартынов, — на самом деле у каждого из них есть свои индивидуальные отличия.

Люди разошлись по нишам; послышался легкий шорох: это тысячи рычажков были приведены в движение. Стены точно живые зашевелились, зашумели, почти моментально автоматически выдвинулись из стен столы, стулья, а вслед затем — горы «палочек», подобных той, что перед сном ел профессор.

— Обед! — сообразил профессор. — Но какая масса людей! Здесь по меньшей мере двадцать тысяч. И в то же время порядок изумительный. Что за сказочная обстановка! Нет, это положительно выше моего понимания...

Вот, повидимому, сидит целая семья: мужчина постарше, два подростка и две женщины. Ну, да, надо полагать, что это женщины, судя по их полным и почему-то совсем открытым грудям. Во всем остальном они похожи на мужчин: та же голова с нестриженными редкими волосами, то же лицо, то же одеяние. Руки и ноги ниже колен обнажены, величина их одинакова как у мужчины, так и у женщины. Одна из женщин держит на руках годовалого ребенка, который тоже усердно сосет «палочку».

Дальше сидит другая семья, а там еще, еще... без конца. Обед проходит молча.

Профессор пошел дальше. За ним устремилась большая толпа любопытных.

— Кто вы, чорт вас подери! — заорал он вдруг.

Странные люди остановились, послышались отдельные восклицания, и затем они медленно разошлись, оставив профессора одного,

Еще пять минут ходьбы, и Мартынов очутился посредине громадного зала с высоким сводчатым потолком. Здесь как будто было светлее. На стенах было нечто, напоминающее живопись: какие-то сцены, отдельные фигуры во весь рост и в полроста, машины, в одном месте была нарисована лужайка, залитая солнечным светом, а на переднем плане смеющаяся девочка с игрушечным аэропланом.