Билл Болдуин - Легион Кэнби Страница 6

— Командир, — хрипло прошептал бедолага, — слава Богу, вы пришли!

Кэнби положил руку на трясущееся плечо Мэддера.

— Похоже, тебе пришлось туго, лейтенант, — ласково заметил Кэнби.

— Так точно, командир, — признался Мэддер слабым голосом. — Хуже, чем я мог представить. А теперь они еще не подпускают меня к центрам эвтаназии. Я нужен им для публичных наказаний. Если бы я только знал, никогда не стал бы…

— Не оглядывайся назад, лейтенант, — перебил Кэнби, ободряющее сжимая его плечо. — Перед тобой снова открылось будущее — осталось только шагнуть ему навстречу. — Он достал из летной куртки конверт. — У меня есть билет на гиперпоезд до Бомбея на мое имя. Сети Интерпола никогда не простирались так далеко.

— Бомбей, — протянул Мэддер, словно сомневаясь в собственном голосе. И меня не смогут выследить?

— Не смогут, — заверил его Кэнби. — Все подготовлено. Тебе нужно лишь попасть на гиперпоезд.

— Но как я это сделаю? — спросил Мэддер так, будто обнаружил, что все слишком хорошо, чтобы оказаться правдой. — Не могу же я сесть на поезд в таком виде. От меня… воняет.

— Поэтому я кое-что захватил, — сказал Кэнби, доставая сумку. — Тебе помогут стерильные салфетки и чистая одежда, — добавил он с усмешкой. Хотя; боюсь, она будет немного великовата. С тех пор как я тебя видел, ты здорово похудел. Капеллан Эмпс забыл меня об этом предупредить.

Мэддер покачал головой.

— Господи, командир, — промолвил он, трогая одежду. — Не важно, как она будет сидеть. Теперь мне многое не по размеру. Зато копам будет труднее меня узнать.

— Вот это я принес специально для них, — смеясь, сказал Кэнби, доставая парик, накладную бороду и очки. — С такой маскировкой у тебя точно все получится.

— Боже мой! — Мэддер судорожно сглотнул, его глаза наполнились слезами. — Не могу поверить.

— Ты ведь просил помочь, не так ли?

— Так, — еле слышно согласился Мэддер. — Сначала я много раз просил других, но они резко перестали со мною знаться. Остались только вы и командир Эмпс.

— Забудь о других, лейтенант, — посоветовал Кэнби. — Теперь все будет хорошо. Только доберись до Бомбея, измени имя и начни новую жизнь. Это окажется не так просто, потребуется пара лет тяжелой работы, прежде чем ты сможешь зарегистрироваться здесь как полноправный гражданин.

Мэддер кивнул.

— Да. Если меня не будут искать, я продержусь. А тяжелой работы я сроду не боялся. Вы ведь помните, правда, командир?

Кэнби улыбнулся.

— Поэтому я и здесь, лейтенант, — заметил он. — И рад тебе помочь.

— Благослови вас Господь, командир Кэнби, — воскликнул Мэддер, хватая конверт. — Когда-нибудь я так или иначе отплачу вам с лихвой.

— Пользуйся новой жизнью сам, лейтенант, — возразил Кэнби. — Все, что кусает этих гнилых политиканишек, для меня уже награда.

Он взглянул на часы.

— До гиперпоезда на Бомбей осталось меньше получаса. Ныряй в проулок и одевайся. Затем мы вместе дойдем до станции. Так будет проще…

К полудню Кэнби собирался быть дома. С тем, что у него осталось, он мог скромненько протянуть до следующей пенсии, если не налегать на еду и отложить выплату квартплаты до следующего месяца. Храбро подставив лицо пронзительному ветру, Кэнби сел на один из паромчиков, ожидавших возле древних развалин огромного моста, и улыбнулся. Хотя ему придется немного поголодать, все в Легионе время от времени чем-то жертвовали, когда товарищ-ветеран попадал в беду. Это стоило затраченных усилий и риска хотя бы ради того, чтобы насолить правительству.

В тот же самый день в Лондонском Белгрейвском секторе, как раз за Белгрейв-Сквер, Садир, Первый граф Ренальдо, носился по спальне на третьем этаже своего элегантного особняка, извергая проклятия в адрес двух дворецких и лакея, которые поспешно ретировались из комнаты. По невнимательности Гертруда, помощница дворецкого, уронила одну из любимых запонок Ренальдо. Та закатилась за «подлинную» старинную заслонку от горячего воздуха и упала в трубу, происхождение которой уже затерялось с годами.

— Вон, сволочи, идиоты! — вопил граф. — И не показывайтесь, пока не заработают ваши убогие мозги!

Тяжело дыша скорее от гнева, чем от бега, он плюхнулся в кресло, свирепо глядя в пустой дверной проем. «Низкие твари, — мрачно думал граф. Теперь все так. Прислуге просто нельзя доверять!.. Разумеется, сегодня вообще никому нельзя доверять». Он капризно посмотрел на свое отражение в богато украшенном зеркале — ну и денек! Целую неделю ждать благотворительного приема в Галерее Барбикан, чтобы надеть новый елизаветинский костюм — и на тебе…

Граф был облачен в красновато-коричневые атласные бриджи длиной до колена (специально скроенные с учетом его полноты), желтые шелковые чулки с украшенными белым кружевом подвязками, белую нижнюю рубаху и пышный кружевной воротник. На манекене рядом с зеркалом висел расшитый золотом изумрудный камзол — как положено, с буфами и разрезами. На инкрустированном ночном столике стояла украшенная перьями высокая бобровая шапка, а рядом с нею — пара широких сапог из мягкой черной кожи с пряжками и шпорами. Широкий круглый плащ «а-ля три мушкетера» беспорядочной кучей валялся там, где его в спешке уронил один из лакеев.

Со стоном Ренальдо вытащил свое тело из кресла: корсет, который он носил, чтобы убрать огромный живот и приподнять обычно впалую грудь, порой причинял большие неудобства. Теперь же, когда бестолковые слуги исчезли, приходилось завершать туалет самому — довольно трудная задача, учитывая сложное историческое одеяние, к которому часто прибегало дворянство Имперской Земли.

Как высокородный отец, а до него — дед, Ренальдо был маленького менее двух метров — роста. Он обладал коротенькими толстыми пальцами, выступающим животом и тонкими ножками. Посещая лондонский университет, Ренальдо занимался спортом, но жизнь в роскоши и страсть к хорошей кухне превратили когда-то многообещающего атлета в тучную краснолицую развалину, когда графу не исполнилось еще и тридцати. Теперь, в возрасте пятидесяти восьми лет, половину из которых он в той или иной форме употреблял табак, у Ренальдо заметно испортились зубы. Его лицо — круглое и белое, словно сырой пирог с мясом — испещрили следы многочисленных венерических заболеваний, коими Ренальдо неоднократно страдал в молодости. Щеки покрывала сеть крошечных синих капилляров, что говорило о чрезмерном увлечении графа многими вещами.

Лишь в его маленьких, близко посаженных глазках — недоверчивых и неизменно алчных — отражалась какая-то жизнь.