Николай Эдельман - Когда рухнет плотина Страница 6

- Хорошо, - ответил я. - Во сколько?

- Через двадцать минут на углу проспекта Славы и улицы Марата вас будет ждать машина.

Эстесу я не сказал, куда направляюсь. В некоторых вопросах Сашка был на удивление принципиален. Еще поцапается с дожидающимися меня курбатовцами, а потом навещай его в больнице. Я только таинственно улыбнулся и пожал ему и Туру руки, пожалев, что наше начинание обернулось такой неприятностью.

- Ничего, - сказал Эстес. - Я до "Девятки" все равно доберусь!

На углу у ЦУМа меня уже ждали. Точно такая машина, как говорилось в описании - "мазда" цвета металлик. Из Японии, с рулем справа. В машине сидели двое. Не скинхеды, каких я ожидал увидеть, а обыкновенные пролетарские физиономии. Лет под тридцать, коротко стриженные. Я постучал в стекло, и тот, что сидел за рулем, за какую-то долю секунды выскочил из машины. Он был чуть выше меня ростом, неприветливые глаза, черный плащ, а на руке красная повязка с белым кругом, в котором перекрещивались два топора, образуя подобие свастики с двумя обломанными концами. Ребята с такими эмблемами свободно разгуливали по улицам города, более того патрулировали вместе с милицией.

- Вы Шаверников? - буркнул он. - Садитесь.

Второй, сидевший на переднем левом сиденье, даже не обернулся.

Меня повезли на правый берег Бирюсы и на запад, в сторону знаменитого "Каменного города" - причудливых скал посреди горной тайги. Свернули на дорогу к горнолыжному подъемнику, проходившему по узкой долине речки Бузим, где к самой трассе спускался голый склон кряжа с плоской верхушкой, на которой лепились друг к другу дачные домики, и остановились на территории одной из спортивных баз. Она была окружена глухим бетонным забором, и въезд преграждали массивные ворота. Едва я вылез из машины, сидевшая на цепи огромная овчарка бросилась ко мне с яростным лаем. Один из приставленных к воротам охранников, такой же, как мои провожатые, бритый парень в черном плаще с красной повязкой, пытался её утихомирить, но все время, пока меня вели по двору, собака рвалась мне вслед.

По гремящему железному крылечку я попал в щитовой барак - "афганку", и, пройдя чистенькими коридорами со стенами, обтянутыми пленкой под дуб, очутился в кабинете у Курбатова.

Стены кабинета были увешаны плакатами в черно-красной гамме, на котором повторялся мотив вскинутой в римском салюте руки. Их обилие создавало не зловещее, а какое-то соцартовское впечатление, словно я находился в кабинете инженера по технике безопасности. Сам Курбатов восседал за письменным столом, заваленным папками, брошюрами и книгами; среди их заглавий бросалась в глаза готическими буквами - "Mein Kampf". Главный светлоярский фашист был поджарым, подтянутым, короткостриженным, черная кожаная куртка смотрелась на нем как военный мундир. Я знал, что ему лет под пятьдесят, но выглядел он не больше чем на сорок. Все в нем производило впечатление застывшего рывка - острый подбородок, прямой нордический нос, щетка светловатых волос, и даже черные очки, скрывавшие глаза. При советской власти он числился андеграундным литератором, чуть ли не самым знаменитым в Светлоярске, но прославился больше не сочинениями, а эпатажными выходками, в том числе и сексуальными связями с женщинами, мужчинами, несовершеннолетними и животными. Впрочем, не исключено, что такие провокационные слухи распускал о нем КГБ.

Руку он мне подавать, к счастью, не стал - я бы не знал, что с этой рукой делать.

Курбатов заговорил первым, не дожидаясь моих вопросов и даже каких-либо формальных приветствий.

- Я знаю вас как человека умного, хотя явно пристрастного. В свою очередь, я заинтересован в распространении объективной информации о нашем движении. Незнание только порождает глупые слухи, а нам скрывать нечего. Мы - зародыши тех сил, которые спасут Россию и выведут её из теперешнего скотского состояния. В Латвии там, в Эстонии хнычут, что их русские вытесняют, а на самом деле именно мы можем лишиться своей родины. Смотрите - рождаемость ниже смертности, о состоянии генофонда я вообще не говорю, население деградирует. И в то же самое время с юга бесконечным потоком толпы, совершенно чуждые нам по культуре. И не только свои чучмеки и черножопые - ещё и китайцы, вьетнамцы, курды, негры! Они оседают в России целыми кланами и племенами и продолжают плодиться, как кролики! Не найти такого провинциального города, в котором уже четверть населения не была бы черной! И как будто им этого мало, они всюду лезут! Куда пустишь одного азера или чечена, тут же набивается ещё десять, наглеют с каждым днем, захватили в свои руки всю торговлю, весь бизнес! Вот вы, интеллигенция, любите всякую гуманность и права человека, а когда вас придут выставлять из собственного дома, тут же сами всю эту чепуху позабудете! Чего ж вы не видите, что нас выгоняют из родной страны, скоро станем, как евреи, разбросанными по миру, и все равно продолжаете твердить свое: "главное, чтобы ничье право на выбор места жительства не ущемлялось"? Где же инстинкт самосохранения? Ведь этим, черным, им на все ваши права наплевать. Им главное - место захватить и размножаться, размножаться... Я все ваши аргументы знаю, вы скажете, что великий русский народ сумеет за себя постоять и что, мол, "вы его унижаете, выставляя его беззащитным перед заговором инородцев". А если мы и есть та сила в народе, которая его защитит? Конечно, никакого антирусского заговора нет. Это биология. Борьба за существование. Один вид вытесняет другой. Но почему наш народ должен исчезнуть, если те плодятся в десять раз быстрее? Мы примем защитные меры. Обязаны принять. Это неизбежно, в силу той же биологии. Мы - лейкоциты, пожирающие вредных микробов. А вы обзываете нас фашистами. Что ж, я не прочь называться "фашистом". То, что молодой неокрепший фашизм оказался раздавлен враждебными силами, ещё не дает права делать из его названия бранную кличку. Молодой боец обречен на поражения, но со временем к нему приходят сила и опыт!

Он вещал, не глядя на меня - его лицо было направлено в сторону и чуть поднято, словно он обращался к углу над моим левым плечом. Да, говорить он умел, как и более знаменитые его предшественники, и вероятно, чувствовал себя оратором на митинге. Изредка он бросал взгляд на мой диктофон, будто хотел убедиться, что все его слова останутся сохраненными для истории.

- Итак, мы - боевой отряд народа, защита, вызревшая в его недрах. И мы будем защищать Россию не только от чужаков, но и от разъедающей её изнутри деградации. Меры могут показаться жестокими, но наша жестокость в тысячу раз более гуманна, чем ваш хваленый гуманизм. Во-первых, ради оздоровления генофонда подлежат ликвидации лица с наследственными и с венерическими болезнями, хронические больные, уроды, сумасшедшие, дебилы, алкоголики и наркоманы. Успокойтесь, никаких расстрелов, никаких крематориев - только эвтаназия. Цыган выселить из страны под страхом смерти. Лиц кавказской национальности мы вовсе не собираемся истреблять. Мы депортируем их на родину и разрешим им проживать только в пределах их автономий, а выезд в другие районы - по специальному разрешению комендатуры. Негров - вон, в Африку, или туда, где их захотят принять. Азиатов пускать в страну только на короткий срок, скажем, не больше чем на месяц раз в год, и никаких видов на жительство. Ну, эта мера, может, не будет применяться к цивилизованным народам, японцам и южнокорейцам, но для прочих желтожопых и чучмеков никаких исключений!