Наталья Соколова - Пришедший оттуда Страница 6

- Три звонка. Это к нам, - сказал Гоша.

Появился незнакомый человек с коробкой. Начал деловитой скороговоркой:

- Я из базовой конторы. Подавали заявление относительно обмена ребенка? Получите нового. Где у вас хранится старый дефектный ребенок? - Он оглянулся кругом и оторопел. Мальчик преспокойно сидел тут же на диване, прислоненный к подушкам, немного перекосившийся набок, и яростно грыз кольцо от попугая, впившись в него побелевшими пальчиками. - Вы что... повернули ключ второй раз? Сделали второй оборот? Но это совершенно меняет картину. Зачем же вы ввели контору в заблуждение?

- Да мы... сегодня только повернули. То есть ключ сам повернулся. Нечаянно... - бормотал я виновато.

Но человека из конторы трудно было разжалобить.

- Напишите тут... и вот тут... что нечаянно. Что сам повернулся. Разборчивее! Вашу подпись. И номер паспорта. Вы должны были немедленно известить контору по телефону. Тем более у вас четвертый этаж без лифта. Подают заявление, а сами...

Он ушел, прижимая к себе коробку, бормоча про этажи.

На этот раз необычайное упорство проявила Майка. Она не хотела примириться с тем, что у Мальчика одна ямочка. С каждым днем это беспокоило ее все больше и больше.

- И потом нос, - говорила она растерянно. - Такой нос... Надо что-то делать. Принимать меры.

Нос у Мальчика действительно получился диковинный. Сначала он был просто курносый - этакая маленькая круглая пуговка. Но теперь... Теперь переносица очень сильно удлинилась - шла себе и шла, не обращая внимания на разные правила анатомии, чуть ли не до середины лица. А в самом конце неожиданно был насажен - как бы это сказать? - такой шлепок глины неопределенной формы, кое-как обмятый, обжатый пальцами. Он торчал почти под прямым углом к переносице, образуя отличную посадочную площадку.

- Утиный носок, - говорила теща.

- Ноздри у него торчат наперед, как у вашего деревянного коня, дядя Юра, - делилась своими наблюдениями Любаша (имея в виду шахматы).

- Это же не нос, - фантазировал Гоша. - Отросток хобота. Он же мягкий, смотрите, и весь шевелится. У нас исключительный, атавистический ребенок. Его нос будут показывать на лекциях. И за этот нос нам дадут отдельную квартиру на Ленинском проспекте.

Майка решила действовать, принимать меры. Но какие?

- Вызовите вы районного механика по детям, - посоветовал сосед Василий Андреевич. - Помню, прошлый год, когда Любаша ручку себе сломала...

- Ни в коем случае, Маечка! - Адель Марковна всплеснула руками. Заклинаю вас. Только к частнику. За свои деньги вы получите то, что надо... Есть тут один, сидит в угловом парадном, склеивает самый тонкий фарфор, чинит музыкальные шкатулки, замочки от колье. На все руки! Я вам от души советую.

- Конечно, у кого деньги лишние... - ни к кому не обращаясь, сказала тетя Феня. - Отчего не бросить на ветер?

Теще мы не сообщили, куда идем, - побоялись. Я нес Мальчика, который стал, надо сказать, тяжелым, точно гирька. А Майка висела у меня на другой руке и шептала:

- Не забудь - вторая ямочка. И потом носик расправить... Говорят, они как-то разогревают и в разогретом виде утюжат. Как ты думаешь, это не очень больно? И ножки... пусть посмотрит ножки. Мы обязаны думать о его будущем. А вдруг он захочет пойти в гимнасты? Или в балет?

У самого подъезда она вдруг заробела и сказала, что дальше не пойдет, будет ждать нас на улице. Мы отправились с Мальчиком вдвоем. За нами гулко и как-то зловеще захлопнулась дверь.

Частник жил в клетушке под вторым маршем лестницы. Это был здоровенный дядя с черной повязкой на глазу, с угрюмым небритым лицом и клейкими руками. За его спиной стояла узкая железная койка, неубранная, помятая, со свисающими простынями. Под низкими круглящимися сводами на полках были натыканы кое-как радиоприемники, будильники, надтреснутые вазы с амурчиками. Амурчики имели несчастный вид - возможно, от спертого воздуха и запаха ацетона.

- Как вас зовут? - осведомился я.

- Чего?.. А! На все руки.

С полок свисали завитки магнитофонных лент, почти касаясь его жестких волос, небритых щек. Веселой музыке тоже было душно и трудно в этой каморке с толстыми стенами - без людей, без воздуха, без уличного шума.

- Вот ребенок... дефекты... Посмотрите, пожалуйста.

Мальчик вдруг заплакал, что с ним бывало очень редко. Прилип ко мне, как пластырь, и ни за что не хотел идти в руки к частнику. Кое-как я с ним справился.

- Значит, так, - сказал частник. - Семнадцать... да три с полтиной за материал... и где-то я должен достать маленькие шурупчики. Налево, иначе не достанешь. Это заводской артикул, в продажу не поступает. А знаете, теперь найти человека, чтобы вынес с завода? Семь потов сойдет.

- Вы что, собственно, собираетесь делать? - спросил я, на всякий случай подхватывая Мальчика на руки.

- Чего?.. А! С ребенком-то? Тут подрезать... поднатянуть. Ну, и на шурупчиках... Деньги все вперед. Полностью. Вы не сомневайтесь, работа у меня чистая. Шикарная работа. Будете довольны.

Каморка закрывалась стеклянными дверями, а за ними снаружи были еще другие, сплошь железные, как в Госбанке. На них было множество всяких засовов, задвижек, замочных скважин, ушек с подвесными замками. Видимо, частник тут и ночевал и ел, - рядом с банкой, где был разведен столярный клей, стоял грязный стакан, а на газете лежали кружочки колбасы.

- Деньги как, сейчас дадите? - спросил частник. - Если крупные, могу разменять. - Он сделал движение куда-то в сторону кровати. - Найдем.

Я спросил, нельзя ли обойтись без всяких этих подрезок. Как-нибудь иначе сделать.

- Чего? А! Тогда если только так... Сменить целиком головку. Товар имею отличный. Большой выбор.

Раздвигая несвежие простыни, он извлек из-под кровати ящик. В ящике навалом лежали детские головки. Они, как на подбор, были очень хорошенькие. Ровные короткие носики, аккуратные дужки темных бровей.

- Сменим, дело минутное. Деньги все вперед. Полностью.

Было тяжело видеть, как он перебирал эти милые головки своими большими темными руками с грубыми пальцами, поросшими пучками черных волос.

- Я, пожалуй, пойду... Пожалуй, знаете, еще подумаю, - я стал отступать к двери.

- Долго не думайте, - сказал частник, ногой отправляя ящик обратно под кровать. Мне показалось, что головки тихонько застонали. - А то уплывет товар. Такие головки сейчас достать, вы что-нибудь понимаете или нет? - Он принялся жевать колбасу. - Когда кругом ОБХС... общественность... мусора (так он называл милиционеров). Все лезут, кого не просят.

Майка кинулась ко мне несчастная, вся заждавшаяся, даже, кажется, заплаканная. Шоколадные глаза влажно блестели на ее побледневшем лице.

- Господи! Как долго... Зачем я только все это затеяла? И потихоньку от стариков. Простить себе не могу. Подумаешь, ямочка, какая важность. Жду, жду, и мне все кажется: с вами там что-то ужасное делают. Что-то с Мальчиком... Дай-ка мне его сюда. Ах, Юрка, ты не знаешь, как это хорошо, что вот мы все трое вместе, просто вместе...