Дино Динаев - Контракт Султанова Страница 6

— Присаживайся, братец, посекретничать надо, — сказал он, потирая руки.

Паша внутренне подобрался. Вызов к начальству и так не сулил ничего хорошего, но вдобавок Кандидов вел себя чересчур возбужденно. Потирал руки, зыркал глазами, ерзал, будто предстоящий разговор его тяготил. Вообще то, он был очень совестливым начальником. Когда предстояло сообщить неприятную весть сотруднику, это всегда было видно по его мгновенно краснеющей лысине и избегающим прямого взгляда бегающим глазкам. И одновременно, это был редкостный хам, каких поискать.

— Настало время делить номенклатуру, — заявил Кандидов. — Тебе тяжело, решено тебя немного разгрузить. Да и Степан Кузьмич просит номенклатуру, вот мы ему и передадим твои разработки по 201-му контуру.

"Как же, попросит он номенклатуру", — подумал Султанов. Этот перекормленный боров и пальцем не пошевелит, чтобы что-то сделать по своему основному месту работы. Все время в приемной директора торчит: купи-продай, по магазинам да по кассам мотается для Аскольда, а уж директор его за это премией не обижает.

— Ну, мы, конечно, не можем просто так взять да и забрать у тебя твою работу, — продолжал тем временем Кандидов.

— Да нет что же? Пожалуйста, забирайте, — бесхитростно сказал Султанов.

Виктор Ильич глумливо хихикнул:

— Не в том смысле. "Забирайте", — он опять забулькал. — Ты ведь в таком случае остаешься недогруженным.

— Ну, тогда не забирайте.

— Ну, зачем ты грубишь, мы же для тебя стараемся. Чтоб ты не остался недогруженным, а то от лени думать не о том начнешь, — Кандидов опять ухмыльнулся. — А, следовательно, примешь у Воронцовой 301-й контур, а у Севастьянова и Гоберидзе-302-й и 303-й. Вот это я называю загрузкой.

У Паши даже в глазах потемнело от такой наглости. Дело даже не в том, что свою часть работы по 201-му контуру он практически завершил. Но то, что ему предложил Кандидов, являлось, по сути, работой всего сектора.

— Да вы с ума сошли! — воскликнул он. — Стыковочными работами по этим контурам весь сектор в Главке занят. Там же и срок забит. Не знаю как остальные, но у Гоберидзе там еще и конь не валялся.

— Ты выбирай выражение! — холодно произнес Кандидов, он весь подобрался, словно готовился вцепиться в Пашу. — "С ума сошли!" Ты с кем разговариваешь?

Султанов постарался подавить в себе приступ праведного гнева. Ни к чему хорошему в разговоре с начальством это привести не могло. Виктор Ильич, оправдывая свое имя, переводимого с греческого как победитель, не терпел никакого противления своим решениям. Такие вещи он подавлял на корню, и делал это грубо и даже обидно.

— Дело не в выражениях, а в сроках, — как можно мягче сказал Паша. — До конца месяца десять дней осталось. Ни за что не успеть. Вас же ругать будут.

— Ты тут ошибаешься, братец, — зашелся в смехе Виктор Ильич. — Ругать меня не будут. С чего бы это? А вот тебя, братец, в случае чего уволят.

— Да за что меня уволят? — вскричал Паша. — За то, что на меня всю работу сектора повесили? А остальные что будут делать? Кроссворды разгадывать и премии получать? Да я уже забыл, когда в последний раз хорошую колбасу ел. Понабрали тут блатных!

Про блатных это он зря. Глаза Кандидова хищно сузились.

— Ты чего это несешь, сопляк! — рявкнул он.

На крик просунулась лисья мордочка секретарши, но, распознав разнос, секретарша сочла за лучшее вообще исчезнуть из приемной.

— Развел ту демагогию! Хочу, не хочу! Сказано и будешь делать все, что тебе скажут!

— Вы еще крупу смешайте — гречку с рисом и заставьте перебирать!

— Что-что? Так ты отказываешься работать?

— Я этого не говорил! — в отчаянии воскликнул Паша, но было уже поздно.

— Нет, говорил, — мстительно констатировал Кандидов. — Что ж ты пятками назад пошел? То героя из себя строил, а теперь слова обратно свои берешь, как пятнадцатилетний школяр. Тебе уж почти тридцать. Седина уж в голову, а все пацана из себя корчишь. Шестерку.

Султанов, конечно, был терпеливым человеком. Столько лет тянул лямку, вытягивая самые тяжелые проекты. И управление столько раз иногда только благодаря его бесконечным выходам в выходные дни выполняло план и получало премии. Ему стало так обидно. Если бы у него все было нормально вне работы, он бы это еще вынес. Но в свете последних событий он жил как на вулкане. Если раньше он думал, что когда подступит к реализации своей мечты, он сразу окажется на пике благополучия как материального, так и морального, то теперь он знал, что это далеко не так. После визита в "Прекрасную Аврору" он сделался неуравновешенным неврастеником. По любому поводу готов был закатить истерику. Ему казалось, что все люди вокруг его не понимают. Что они должны действовать как-то по — другому. Ведь он теперь всеобщее достояние. Его фамилия в нескольких типографиях уже штампуется тысячными тиражами. И именно поэтому он и сказал Кандидову то, что никогда бы не сказал бы в другой ситуации.

— Почему это пятками назад? — неестественно спокойно проговорил он. — Я могу уволиться прямо сейчас.

Кандидов опять повел себя странно. Он аж подпрыгнул от возбуждения, словно одержав одному ему понятную победу. В глазах его сквозило непонятное удовлетворение.

— Вот и ладненько, — он, приговаривая, достал из стола заранее заготовленный листок — "Приказ". — Распишись, пожалуйста, вот здесь.

— Пожалуйста, — Пашу уже было не остановить, да и сколько можно издеваться над человеком. — Где, говорите, мне расписаться?

— А вот здесь.

Некоторое время они изображали из себя двух добрых приятелей. Один держал пальчиком нужное место, другой расписывался.

— Приказ вступает в силу с сегодняшнего числа, — сообщил Кандидов, Паша слышал его голос как сквозь ватные пробки.

Виктор Ильич заботливо убрал приказ в стол, запер его, а потом, сложив руки на объемистом чреве, словно Исусик, участливо спросил:

— Куда ж ты теперь пойдешь? У нас в городе очень тяжело с трудоустройством, так и знай. Ты, наверное, уже себе новое место подыскал, поэтому такой смелый?

Паша почувствовал, что если скажет хоть слово, то может разрыдаться как пацан. Поэтому он только глянул в ответ. И увидел в ответ откровенно оценивающий расчетливый взгляд.

Так он стал безработным.

Троллейбус до места не доехал. Султанов был вынужден идти пешком по заброшенной пустоши с остатками почерневших деревьев не менее километра. Деревья ссохлись и потемнели от соседства с оживленной автотрассой. Был час пик, и по шоссе машины двигались в четыре ряда. Оттуда до Султанова доносился грохот и лязг, словно от продвижения танковой колонны. Паша остановился перевести дух и заодно обтереть быстро покрывающееся потом и сажей лицо. С гулко стучащим сердцем глянул на снующие машины. Вскоре он должен был присоединиться к счастливчикам, управляющим ими. Паша шел покупать машину.