Уаймен Гвин - Планерята Страница 6

Он отряхнул прилипшие к штанам травинки и выпрямился. И посмотрел на меня так, что я мигом остыл.

- Папа, вчера я убил одного такого человечка. Я охотился, и принял его за ястреба, и застрелил его. Если б ты рассказал мне про них, я бы его не убил.

Я не смел посмотреть ему в лицо. Опустил голову и уставился на траву. У меня горели щеки.

- Вождь говорит, ты настаиваешь, чтобы они поскорее переселились от нас. Ты, видно, думаешь здорово над всеми подшутить, так, что ли?

Я услышал, как подошел вождь и молча остановился позади меня.

Сын сказал тихо:

- По-моему, не слишком удачная шутка, папа. Он так кричал, когда я в него попал...

В траве чернела, шевелилась оживленная муравьиная дорога. Мне почудилось - небо наполнил странный гулкий звон. Наконец я поднял голову и посмотрел на сына.

- Пойдем, мальчик. Я отвезу тебя домой, в машине обо всем поговорим.

- Я лучше пройдусь.

Он слабо махнул рукой планеренку, с которым разговаривал до моего прихода, потом вождю, Перескочил через ручей и скрылся в дубраве.

Планеренок с малышом на руках таращил на меня глаза. Гдето в дальнем конце лощины каркала ворона. На вождя я не посмотрел. Круто повернулся, прошел мимо него и один зашагал к своему джипу.

Дома я откупорил бутылку пива и уселся на террасе ждать сына. Жена прошла из сада в дом с охапкой срезанных цветов, но не заговорила со мной. На ходу она отрывисто щелкала ножницами.

Над террасой проплыл планеренок и нырнул в окно дочкиной комнаты. Через минуту он мотнулся обратно. И сейчас же за ним выпрыгнули из окна два планеренка, которых я видел у дочки днем. Легко набирая высоту, все трое плавно повернули к востоку, я смотрел им вслед, и нехорошо, смутно было у меня на душе.

Когда я наконец отхлебнул пива, оно было уже теплое. Я отставил его прочь. Немного погодя на террасу выбежала дочка.

- Папочка, мои планерята улетели. Мы даже не досмотрели телевизор, и они попрощались. И сказали, что мы больше не увидимся. Это ты их прогнал?

- Нет. Я не прогонял.

Она посмотрела на меня горящими глазами. Нижняя губа надулась и дрожала, точно розовая слезинка.

- Это ты, папа, ты!

И, громко топая, она с плачем убежала в дом. О господи! За один день я умудрился стать убийцей и лгуном,

Уже вечерело, когда вернулся сын. Заслышав в доме знакомые шаги, я его окликнул, он вышел и остановился передо мной. Я поднялся.

- Прости меня, сын. Мне так горько то, что с тобой случилось - никакими словами не скажешь. Твоей вины тут нет, я один виноват. Надеюсь, когда-нибудь ты сможешь забыть, каково тебе было, когда ты увидел, кого подстрелил. Сам не понимаю, как я не подумал, что может стрястись такая беда. Чересчур увлекся, хотел поразить весь мир - и вот...

Я замолчал на полуслове. Больше говорить было нечего.

- Ты собираешься выставить их с вашего ранчо? - спросил он.

Я растерянно уставился на него.

- После того, что случилось?

- Слушай, пап, а что же ты станешь с ними делать?

- Вот я сейчас пытаюсь решить. Не знаю, что для них будет лучше. - Я взглянул на часы. - Пойдем-ка поговорим с вождем.

Он просиял, дружески хлопнул меня по плечу. Мы побежали к джипу и помчались назад в лощину. Холмы пылали в косых лучах заходящего солнца.

Пробираясь по лощине между темнеющими дубами, мы почти не разговаривали. Мне все сильней становилось не по себе - это смутное чувство охватило меня с той минуты, как трое планерят взлетели с моей террасы и деловито устремились на восток.

У стоянки вождя мы вышли из машины, но здесь никого не было. Костер догорел, чуть розовела кучка углей. Я громко позвал на языке планерят никто не откликнулся.

Мы переходили от стоянки к стоянке - костры всюду погасли. Мы взбирались на деревья-все домики опустели. Мне стало и страшно и муторно. Я звал и звал, пока совсем не охрип. Наконец, уже в темноте, сын взял меня за локоть.

- Что ты думаешь делать, пап?

Я стоял среди пугающего, безмолвного леса, меня била дрожь,

- Придется позвонить в полицию в газеты, предупредить.

- Как по-твоему, куда они девались?

Я посмотрел на восток - там, в исполинском провале меж двух высоких гор, словно светляки в глубокой чаше, роились и мерцали звезды.

- Последние трое, которых я видел, полетели в ту сторону.

Мы пропадали с сыном несколько часов. А когда вышли к ярко освещенной террасе, я заметил на дорожке тень вертолета. И увидел на террасе Гая. Он сгорбился в кресле, обхватив голову руками.

- Он был вне себя, - говорила Эми моей жене. - И ничего не мог поделать. Мне пришлось утащить его оттуда, я и решила, наверно, вы будете не против, если мы прилетим сюда, к вам, и уж тут вместе подумаем, как быть.

Я подошел к ним.

- Здравствуй, Гай. Что случилось?

Он поднял голову, медленно встал и подал мне руку.

- Все идет прахом. Они все погубят, мы даже не решаемся подойти поближе.

- Да что случилось?

- Только мы ее подготовили к пуску.

- Кого подготовили?

- Ракету.

- Какую ракету?

- На Венеру, конечной - простонал Гай. - Ракету "Гарольд",

- Я как раз говорила Гаю, что мы понятия об этом не имеем, нам неделями не доставляют газету. Я жаловалась... Я махнул жене, чтоб замолчала, и поторопил Гая.

- Давай рассказывай.

- Только я нажал кнопку и люк стал закрываться, откуда ни возьмись туча филинов. Окружили корабль, набились 6 люк, и уж не знаю как, но не дали ему закрыться.

- Наверно, их были сотни, - сказала Эми. - Летят, летят без конца - и прямо в люк. А потом стали выкидывать вон все записывающие приборы. Люди пытались подогнать автотрап, но один филин каким-то прибором ударил моториста по голове, и тот потерял сознание.

Гай обратил ко мне осунувшееся, страдальческое лицо.

- А потом люк закрылся и мы уже не решались подойти к кораблю. Взлет предполагался через пять минут, но он не взлетел. Должно быть, эти треклятые филины...

На востоке полыхнуло яркое зарево. Мы обернулись. За гора - ми по черному бархату неба снизу вверх черкнул золотой карандаш.

- Вот она! - закричал Гай. - Моя ракета! - и докончил со стоном: Все пропало...

Я схватил его за плечи:

- Она не долетит до Венеры?!

Он в отчаянии стряхнул мои руки.

- Конечно, долетит! До автопилота им не добраться. Но ракета ушла без единого записывающего прибора, и даже телепередатчика на борту не осталось. Весь груз - стая филинов. Мой сын рассмеялся.

- Вот так филины! Папка может вам кое-что порассказать.

Я свирепо нахмурился. Он прикусил язык, потом запрыгал по террасе.

- Вот это да! Здорово! Лучше не бывает!

Зазвонил телефон. Проходя по террасе, я стиснул плечо сына; - Молчи! Ни звука!

Он прыснул:

- И сел же ты в калошу, пап. А мне трепаться незачем. Так, разве что иногда про себя посмеюсь.