Артур Кларк - Солнечная буря Страница 6

Но конечно, сейчас на уме у Михаила были вовсе не инженерные проблемы, связанные с лунной пылью. Он рискнул обернуться. Юджин снял ботинки, перчатки и шлем, тряхнул головой и растрепал красивые пышные волосы. Михаил хорошо помнил его лицо. Впервые он увидел Юджина на каком-то бессмысленном сборище не то на базе «Клавиус», не то на базе «Армстронг». Черты лица молодого ученого только-только немного огрубели и обрели мужественность, но при этом еще сохраняли симметрию и нежность юности – даже несмотря на немного диковатые глаза. К этому лицу Михаила безнадежно влекло, как влечет мотылька к пламени свечи.

Пока Юджин разоблачался, Михаил вдруг кое о чем вспомнил.

– Юджин, вы когда-нибудь слышали про «Барбареллу»?

Юджин сдвинул брови.

– Барбарелла? Кто такая? С «Клавиуса»?

– Нет-нет. Это такой старый фантастический фильм. Я, знаете ли, в некотором роде фанат кинофильмов, снятых до первых космических полетов. Там снималась молодая актриса, Джейн Фонда… – Юджин явно не мог сообразить, о чем он говорит. – Ладно, это я так*[2].

Михаил вошел в маленькую душевую кабинку, разделся догола и встал под душ. Вода пошла не сразу. Большие радужные капли с волшебной замедленностью падали на пол. Старательные насосы собирали все до последней капельки. Михаил запрокинул голову и подставил под струи воды лицо. Он старался успокоиться.

Фалес негромко сообщил:

– Я сварил кофе, Михаил.

– Фалес, как ты предусмотрителен.

– Все под контролем.

– Спасибо.

Порой возникало такое впечатление, будто Фалес и вправду читает мысли Михаила.

На самом деле Фалес был всего-навсего менее совершенным клоном Аристотеля – искусственного интеллекта, образованного сотнями миллиардов земных компьютеров всевозможных размеров и сетями, связывавшими эти компьютеры между собой. Отдаленный потомок мощных поисковых систем конца двадцатого века, Аристотель стал могущественным электронным разумом, мысли которого вспыхивали, как молнии, над оплетенным паутиной проводов ликом Земли. Многие годы он был неразлучным спутником всего человечества.

Когда люди начали осваивать Луну и основали здесь самую первую базу – «Клавиус», стало ясно, что без Аристотеля им никак не обойтись. Но свет от Земли до Луны добирается за секунду с лишним, а для мира, где любая погрешность равносильна смерти, такое промедление недопустимо. Тогда и создали Фалеса – лунную копию Аристотеля. Фалес постоянно подпитывался из неисчерпаемых баз данных Аристотеля, но, конечно, он был намного проще своего «родителя», поскольку электронная «нервная система», проложенная по Луне, по сравнению с земной пока пребывала в зачаточном состоянии.

Но, невзирая на то, что Фалес был проще Аристотеля, свою работу он выполнял исправно. Он, безусловно, обладал вполне достаточным умом для того, чтобы оправдывать данное ему имя: Фалес Милетский, древнегреческий мыслитель шестого века, первым высказал мысль о том, что Луна светит не собственным светом, а отраженным солнечным. Считалось также, что он первым предсказал солнечное затмение.

Фалес всегда был к услугам любого человека из тех, что находились на Луне. Михаил, несмотря на свой стоический склад характера, порой все же ощущал одиночество, и тогда его утешал размеренный, почти лишенный эмоций голос Фалеса.

Сейчас, с печалью думая о Юджине, он чувствовал, что нуждается в утешении.

Он знал, что Юджин живет и работает на базе «Циолковский». В огромном кратере на темной стороне Луны была создана сложная подземная инфраструктура. Погруженная в почву неподвижной, холодной Луны, аппаратура не испытывала ни подземных толчков, ни радиопомех со стороны Земли, она была защищена от любого излучения, кроме самого ничтожного, исходившего от лунных скал. Это место было идеальным для охоты за нейтрино. Эти частицы-призраки пронзали самую прочную материю так, словно ее не существовало вовсе, и поэтому они несли в себе уникальные сведения о таких недостижимых местах, как ядро Солнца.

«Но все же, как странно – прилететь на Луну, – думал Михаил, – а потом закопаться в коренную породу и там заниматься наукой».

На Луне хватало более красивых мест для работы – например, большая антенна радиотелескопа на Северном полюсе, предназначенная для поиска планет и способная предоставить наблюдателям возможность видеть поверхность планет земного типа, обращающихся вокруг солнц, удаленных на пятьдесят световых лет.

Обо всем этом Михаилу очень хотелось поговорить с Юджином, хотелось, чтобы тот рассказал ему о своей жизни, о своих впечатлениях от Луны. Но он понимал, что с человеком намного моложе его следует вести себя сдержанно.

Управлять своими реакциями Михаил научился еще в подростковом возрасте, когда полностью осознал свою сексуальность. Даже в начале двадцать первого века во Владивостоке гомосексуализм был в каком-то смысле под запретом. Будучи человеком с недюжинным интеллектом, Михаил целиком отдался работе и постепенно привык к почти одинокой жизни. Он надеялся попасть в более терпимое окружение, удалившись от родины. Карьера провела его по обширным просторам Евразийского союза, донесла до Лондона и Парижа, а потом и вовсе унесла от Земли. Он действительно обрел более терпимое окружение, но к этому времени почти совсем привык жить, довольствуясь исключительно собственным обществом.

Его одиночество, чем-то напоминавшее монашеское отшельничество, изредка нарушали страстные короткие романы. Но теперь, когда ему было хорошо за сорок, он уже был готов смириться с мыслью о том, что никогда не обретет партнера на всю жизнь. Но застраховаться от чувств он не смог. До сегодняшнего дня с этим красивым молодым человеком, Юджином, он успел перемолвиться всего парой слов, но этого, видимо, хватило для того, чтобы вконец потерять голову.

Однако обо всем этом следовало забыть. Ради чего бы Юджин ни явился на базу «Шеклтон», но только не ради Михаила.

«Конец света», – заявил этот мальчик.

Хмурясь, Михаил вышел из-под душа и вытерся полотенцем.

5

Кризисное управление

Шиобэн проводили в комнату для переговоров на первом этаже здания Королевского общества. В центре комнаты стоял большой овальный стол, за который могли сесть человек двадцать, но сейчас здесь не было никого, кроме Шиобэн и Тоби Питта. Она неуверенно села на стул, стоящий во главе стола. На стене висел немного сюрреалистичный зулусский гобелен, символически изображавший прогресс науки, а над ним – портреты выдающихся ученых. Большей частью это были ныне покойные белые мужчины, но более поздние видеопортреты демонстрировали большее расовое разнообразие.