Людмила Синицына - Пузыри Земли Страница 6

"Глупости, - думаю я, - чего их бояться, что они могут сделать?!" Но тут сзади - не то услышал, не то почувствовал - выползло НАпШоЧиГнЕуцый. Я попытался увернуться, но они окружили меня, замкнулись, и получилась очень длинная и бессмысленная гусеница без начала и конца. АмКвЫдЖоЮмАлЖлОвУцЫФаРтИмНаПшоЧиГнЕуЦыйА.

Круг стал сжиматься все теснее и теснее. Я испугался, инстинктивно чувствуя, что идет охота... Они медленно закружились вокруг меня, и я попытался проскочить в О, но она будто ждала этого, стиснула меня, как обручем, и потащила по внутренней стороне круга, так что в глазах замелькали ЫвУкЦФаПроИчимс уже без всякого порядка, а Ж и Ш сверху решеткой закрыли небо...

Проснулся я с легким головокружением, может, от того, что усилители за окном разрывали воздух, - шла ночная обработка Города. Ночью вся тяжесть работы падала на усилители, что требовало невероятной энергии.

"Может, отоспаться", - подумал я. Но вместо этого вышел в вестибюль, старательно напевая что-то себе под нос, чтобы не привлекать внимания и не шокировать людей (в чем я начинал заметно преуспевать даже с большей легкостью, чем мне этого бы хотелось). Когда я положил трубку, машина уже показалась в воротах.

На корабле было тихо. Невероятное, почти забытое ощущение. Тихо, несмотря на то, что шел ремонт. В дальнем конце возились два робота-механика, сновали тележки с управлением. Я просмотрел все записи машины, ничего исправлять не пришлось, ремонт шел скорее, чем я предполагал. Неужели скоро улечу? Я вздохнул: и чего лезу в чужие дела? Что мне надо? Может быть, они сочувствуют мне больше, чем я им? И что я могу понять за несколько дней и что смогу изменить?

Раз картошка, два картошка,

Три, четыре, пять,

громко считал я,

Шесть картошек, семь картошек,

Начинай опять.

Я еще раз проверил все самым тщательным образом, как это оказалось кстати потом, сделал какие-то формальные записи в журнале о Городе. Что я мог там написать? Походил по кораблю и понял, что не могу дождаться, когда будет шесть часов, чтоб вернуться в Город... "Вот так раз", - усмехнулся я. Но аккуратно подсчитал, сколько мне надо на дорогу, потом найти ее... Оставался лишний час... "Ладно, поем здесь", - сказал я себе...

Я вымылся, переоделся, отдохнул и снова почувствовал, что все на свете просто, нечего придумывать!

Выехал я на несколько минут раньше, чем хотел, поэтому вел машину не торопясь, представляя, как иду по парку, сворачиваю и вижу Ее... Или нет... Она подойдет...

Крошечное облако искр мелькнуло в воздухе, когда я уже подъезжал к Городу, но они рассыпались в одно мгновение, стоило мне в шутку рявкнуть: "Раз картошка, два картошка, три, четыре, пять!" Я выкрикнул считалку от избытка воздуха в легких, переполнявших меня чувств и въехал в Город под защиту усилительных установок.

Прекрасным картинам и сценам, нарисованным воображением, как всегда, не суждено было сбыться. Я все время ощущал какую-то напряженность в разговоре. И только потом понял, что Она изо всех сил старалась говорить настолько меньше и медленнее, насколько могла, чтобы я не особенно чувствовал разницу. Должно быть, это стоило Ей невероятных усилий - как, наверно, мне пройти по канату под куполом цирка. И Ей очень хотелось, чтобы разговор имел какую-то "общность", поэтому обращала мое внимание то на одну "достопримечательность" Города, то на другую, что позволяло Ей говорить все время. Столь простую хитрость разгадать было нетрудно, я добросовестно подыгрывал Ей, рассматривал и разглядывал, задавал вопросы.

- А это Поэт, - показала Она мне на памятник, и даже назвала имя и фамилию, но я не обратил внимания, с иронической серьезностью оглядывая фигуру. Единственное, что меня в ней заинтересовало, - это странный материал, из которого она была сделана.

- Что это? - спросил я, совершенно машинально проводя пальцем по гладкой, даже скользкой, как стекло, поверхности.

- Поэт, - ответила Она растерянно.

Я не понял.

- Да нет! Из чего он сделан, из какого материала?

- Как "из чего"? - переспросила Она, и лицо ее сморщилось. - Я же говорю тебе Поэт... только...

Тут я начал догадываться, но поверить и осознать все никак не мог... "Он памятник себе воздвиг нерукотворный".

- Пузырь? - спросил я, не в силах продолжать.

- Да, - ответила Она.

- Встал на пьедестал, а к утру... памятник?!

- Да, - опять повторила Она, - было еще несколько таких, но их убрали. Этот, кажется, лучше...

Я не спросил, в каком смысле лучше. У меня не хватало духу снова взглянуть в ту сторону. А каково же стаскивать очередного Поэта с пьедестала?! И какова же должна быть у него уверенность в собственном таланте, чтобы не побояться воздвигнуть себе памятник?

- А эти? - неуверенно спросил я.

- Ну что ты!

"Эти" - были скульптурами спортсменов или простыми парковыми фигурами, типичными для всех парков. Они стояли неподалеку от памятника Поэту. Он из плоти и крови, они из бронзы, глины, камня, мрамора. В пропорциях они были, может, и лучше. А он стоял в нелепой величественной позе среди гипсовых фигур, будто ждал, когда они повернутся к нему.

Меня поражало то, что он стоял не на площади, вокруг не толпился народ. В небольшом парке, заброшенном уголке.

"Ну и что? - опять старался я убедить самого себя. - А разве гениальные строки также не отбирают у Поэта частицу жизни?! Разве иногда они не походят на такой же одинокий, затерянный памятник своему таланту, всю трагедию которого не в силах осознать позднейшие исследователи и почитатели?!

И все же... Поэт, покрытый стеклянной оболочкой, - замолчавший навсегда ПОЭТ. Замолчавший, чтобы его услышали. А может, призвавший МОЛЧАНИЕ, "наглядно" выразив слова другого поэта: "Мысль изреченная есть ложь?!".

Я наконец смог взглянуть на Нее, снова попытался преодолеть то, что стеной вырастало между нами... Она продолжала говорить, но в глазах ее была та же грусть, что и вчера.

- Я обещала зайти сегодня вместе с тобой к приятелям, - сказала Она. Конечно, конечно, - перебила Она мой вопрос, но тут же спохватилась и чуть-чуть прикусила губу, снова заговорив старательно, не торопясь.

А я думал о том, что у меня никогда не было такого необычного состояния, которое я бережно нес в себе, как жонглер свои бокалы на острых вертящихся стержнях...

Мы подошли к дверям какого-то дома... Мне никуда не хотелось идти, ни с кем не хотелось разговаривать. Но Она улыбнулась, и я понял, что мне все равно, лишь бы Она была рядом... Если бы не Она, я бы, наверно, сидел еще со вчерашнего дня в корабле и не рвался в Город. Не пытался бы ничего понять. Сейчас все стало и проще и сложнее; я все хотел объяснить, найти какой-то выход, хотя это и было слишком самонадеянным желанием, но в конце концов ученые Города - очень маленькая часть всех ученых, а люди Города самая маленькая колония Земли... Но почему мне не дано просто ходить по улицам с девушкой, которая очень нравится... очень, и заниматься тем, чем занимаются тысячи влюбленных, вместо того чтобы думать о пузырях?!