Елизавета Манова - Феномен двойников (сборник) Страница 6

Инта — статуя из черного камня, затянутая в блестящий мундир.

Но Альд… вот кто красавчик и франт! В обрывках голубенького комбинезона, с цветастым платком на курчавой гриве, с ножнами на поясе, с пустой кобурой на бедре…

— Нич-чего себе! — сказал Алек. — Хорош!

— Полгода в горах, — ответил Альд и невесело усмехнулся. — Ладно, не нравлюсь, так на Инту гляди.

Алек поглядел. И покачал головой. И показал на три золотых шеврона.

— А это что?

— Коммодор.

— Флот?

— Космический, — очень сухо сказала она.

Алек насупился, но зато усмехнулся Альд. Стоял и глядел, качаясь с носка на пятку, и к его усмешке очень бы пошел лучемет.

— Ну? — ответила Инта его враждебному взгляду. — Как там зовут твою планетку?

— Латорн.

— Первый раз слышу. Успокойся, с вами мы не воюем.

— В твое время, — спокойно отозвался он.

— Боюсь, что нам не до захватов. Тут бы самим отбиться!

— Ты зря волнуешься, Инта. Я понимаю: тебе никто не приказывал нападать на Латорн.

— Мне никто не приказывал и защищать Ордален, — сказала она надменно. — И никто не приказывал встречать с тремя крейсерами эскадру. Я погибла у Ордалена в 204-м году, и откуда мне знать, что было потом!

Повернулась и куда-то пошла, и они привычно затопали вслед.

Они шли по как будто живой, неспокойной траве, и с белесого неба как как будто бы чуть пригревало. Было очень приятно идти: не в строю, не в цепи, не в бой, не в Казарму — куда-нибудь.

Они шли и молчали, и молчанье нарушил Альд, потому что тут нечего и не с кем делить:

— Чего-то слишком легко мы прорвались.

— Мы не прорвались, — сказала Инта. — Это просто другая игра.

И они увидели Город. Они подходили к Городу, а он приближался к ним. Сначала плотная кучка башен. Потом башни раздвинулись, расползлись, выпустили поросль домов. Потом раздвинулись и дома, открывая прорехи улиц.

Мы шли по истоптанной мостовой, по стертым усталым камням, и к нам подползали дома…

— Это ловушка, — сказал Альд.

— Просто Город, — сказала Инта, — только тут никто не живет.

Алек не сказал ничего. Просто город или просто ловушка, но я тут уже бывал. Взаправду или во сне, но мы сейчас повернем, а там будет дом-утюг и полосатый навес…

И они повернули; там был дом-утюг и полосатый навес, и у входа кто-то стоял.

Сейчас он окликнет меня…

— Алек! — крикнул тот, у дверей. — Ночь творения! Алек!

Почти человек, в Легионе сошел бы за земляка…

— Ты что, не узнаешь?

— Нет!

— Только выскочил?

Алек опять промолчал. Глядел на него сверху вниз и поигрывал желваками. Хряснуть, что ли, его по башке, чтобы не веселился? Если ты ушел, так чего ты здесь? Или это и вся свобода?

— А вы что, вместе? Так и рванули?

— Ага, — ответил Алек. — Так и рванули.

Знать бы, откуда я это помню, когда я ходил по этим улицам и заходил в этот дом…

— Что? — спросил незнакомый, — не понимаешь? Пошли к нашим, поймешь.

И они спустились в подвал.

Там были простые столы и простые скамейки, и горел настоящий огонь. Там были люди — так много людей, что разбегались глаза, одни только люди без щупалец и чешуи, и взгляд терялся в однообразии лиц, хоть лица эти были не на один лад, и люди эти наверняка были с разных планет, но после Простора…

Они вошли, и шум голосов притих, и лица поднялись к ним.

— Ребята, — сказал провожатый, — наших прибыло! Этот из моей шестерки. Алек…

— Инта, — сказала она.

— Альд, — представился Альд.

Лица качнулись, что-то бодрое рявкнули глотки, мы спустились еще на ступеньку, поближе к огню, нам улыбались, к нам тянулись руки, и когда мы уселись на могучей скамье, перед нами уже стояли плошки с едою, и пузатый кувшин разливал по стаканам густую струю.

Вот оно что, подумал Алек. Теперь я помню, когда это было, и помню, что было потом. Инта…

Он поглядел на нее и отвел глаза. Тихая женщина со спокойным лицом, а в глазах — только отблеск огня.

А Альду уже хорошо. Рот до ушей, стакан в кулаке, и его уже хлопают по плечу, и он подмигивает в ответ.

— Ты что, совсем меня не помнишь? — спросил поводырь. — Меня зовут Алдар. Двенадцать боев…

— Приятель! — угрюмо ответил он. — Я, может, двести кругов по двадцать боев… а ты двенадцать!

— Ты зря не веришь, — сказал Алдар, — тут все свои.

На свету у него были голубые глаза, а тут стали черные с кошачьим зрачком, и видно было, что он — нормальный мужик, и, наверное, нам хорошо сиделось в Просторе. Не до тебя, подумал Алек, если это будет сейчас… Я только пригубил стакан, подумал он. Совсем дрянное винцо, но как я о нем вспоминал…

— А из третьего сектора тут есть? — спросила Инта, и кто-то заржал.

— Не понимаю, — холодновато сказала она, тоненький холодок, как льдинка за пазуху, и он остудил смех. — Я была в третьем секторе, — сказала она, — и мои были все без имен.

Вот тут они отвели глаза. Вот тут они нас зауважали, потому что ни в жизни, ни в бою нет страшнее тех, что без имен.

— А вы что, тут живете? — спросил Альд. Сам твердил про ловушку, а тут размяк, даже сдернул свой дурацкий платок и тихонько пихнул в карман, только концы наружу.

— Тут и живем, — сказал ему хмурый верзила. — А как живем, сам увидишь.

— И все из Легиона?

— А то откуда?

— А почему вы здесь? — спросил их Альд. — Неужели вам некуда уйти?

— Сам увидишь, — сказал Алдар. — Тут нормально, — сказал он. — Правда, теперь похуже. Совсем обнаглели, сволочи, — сказал он.

Алек отхлебнул из стакана. Дрянное были винцо, терпкое, как тогда, но теперь я его допью, подумал он, пусть хоть это не как тогда, и вино тягучей струей ушло в него, обернулось теплом, а огонь шевелится, высвечивая то носы, то глаза, то пузатый бок кувшина, и все мы за этим столом свои, и за тем столом — тоже свои…

— …Из нашего сектора, — говорил Алдар. — Эх, жаль, рокирнулся, когда теперь объявится…

— А по-моему, не успел, — сказал другой, — их с Бидом накрыло.

— Бида точно накрыло, а он рокирнулся. Я сам видел.

А за углом стоит джип, подумал Алек. Сейчас я допью вино, и надо будет бежать. Тимсон задел меня автоматом, подумал он, и я его обложил, а через полчаса мы лежали вдвоем, и Тимсон был уже мертв, а я еще нет. Не хочу, подумал он. Если это будет сейчас, то пусть по-другому, чтобы только не было грифов…

Бахнуло вдалеке. Хорошо бахнуло, с оттяжкой, и стаканы заплакали на столе. Мы замолчали. Просто подняли головы и стали слушать: все или еще?