Иннокентий Сергеев - Одна и та же (Единственная) Страница 6

Ничего, проспится.

. . .

Проспится и всё забудет.

Забыть как способ затеряться. Оставаться на одном месте и пить, уповая на то, что перестав быть, можно тем самым заставить пробудиться к бытию ту единственную, что никак не желает этого. Заставить её быть. Если бы я хотел затеряться, я уехал бы в маленький городок. Если бы я хотел спрятаться от своей судьбы, я бежал бы из мегаполиса, ведь только здесь остаёшься со своей судьбой один на один. В маленьком городе каждый день встречаешь кого-нибудь из знакомых, а как же иначе - город-то маленький. Другое дело здесь, когда вероятность случайной встречи равна нулю. Тем и интересна здесь жизнь, что когда столько судеб оказываются в одном пространстве, не остаётся места для случая. И случай - это сама судьба в её пугающей обнажённости. Хотя пьяному всё равно. Когда знаешь, что завтра проспишься и всё забудешь,- не протрезвеешь, нет, слишком невелик срок до нового дня, но забудешь,- пока однажды снова... Лучше не думать об этом. Я смотрю на этого юношу, что уже клюёт носом, но всё ещё пытается говорить связно, и мне немного жаль его. Может быть, он и напился-то вот так, с почти незнакомым ему человеком, в первый раз в жизни и думает, что и дальше всё будет так же легко и просто. Он ещё не знает, как трудно вернуть смысл событиям, когда они превращаются в привычку. А ведь и алкоголь рано или поздно становится просто привычкой. С наркотиками проще - они убивают. И может быть, было бы лучше, если бы я выбрал смерть, предпочтя её медленной старости, как я учу в своих песнях, в припадках экстаза изображая пророка перед теми, для кого это не более чем сотрясание воздуха звуком. Всё, что я пою - это всегда лишь полуправда, просто потому что я всё ещё жив. "Тот, кто не живёт в соответствии с истиной, которую проповедует, сам есть главный враг истины",- как сказал один кёнигсбергский философ. Почему я вспомнил о Кёнигсберге? Маленький город, в котором я пытался спрятаться от моей судьбы. Маленький город, где судьбы людей так и остаются для них за семью печатями до самой смерти или старости, где разница между этими двумя словами не имеет значения. Но мистический город, с нездешней душой, полный собственных тайн и стерегущий их ревностно как дракон, что стерёг сокровища нибелунгов. И наверное, бесполезных. Впрочем, может ли быть бесполезным ветер, дождь или море? Могут ли быть бесполезными те, кто умерли прежде, чем родились мы? Может быть, самое бесполезное на земле - это мы? Живущие вместо тех, кто должны были жить вместо нас. Но пусть я почти глух и почти слеп, и пусть эти люди понимают ещё меньше, чем я, и вряд ли больше меня видят и слышат, я пойду до конца. Пьяному не страшна никакая нелепость. Пусть даже всё было бессмысленно с самого начала, как этот дождь и этот ветер за стенами, и сами эти стены, и моё имя. И этот город, над которым каждую ночь зажигаются рубиновые звёзды. "Рубиновые звёзды" - звучит красивее, чем выглядит, как мои песни, наверное, лучше, чем я, сидящий за этим столиком один на один с человеком, который храпит, развалившись на стуле, и его судьба для него единственная, а для меня всего лишь очередная, и ты лучше и, конечно, красивее всех этих женщин, потому что их будет ещё много, а ты одна, и пусть даже мне осталось недолго, но они многочисленны, и это превращает мою жизнь в привычку, а впрочем, завтра...

Я всё забуду.

. . .

Ты прячешься, подменяя себя другими, и если я пойму, как это делается, или хотя бы научусь тому же самому, то, может быть, ты станешь ближе. Наши отношения начинают становиться скандальны. И пусть этот скандал до времени сокрыт от посторонних глаз, это не делает положение менее нелепым. Я не верю в дружбу и, ещё менее, в любовь по переписке. Это своего рода суррогат подлинных отношений. Ты не находишь? Нет? Ну что ж, значит, я неправ. Хотя мне кажется, что я всё-таки прав. Впрочем, мне почти всегда так кажется. Но даже если так оно и есть, ты знаешь об этом лучше. Ты всегда и всё про меня знаешь, но никогда не говоришь. А я не знаю даже, кто из нас кому снится, знаю только, что у каждого свои сны, и нельзя провести в эту страну другого, даже если этот другой - ты сам. И всё бессмысленно, а теперь уже и поздно. Не люблю реминисценций - всё становится ложью, когда пытаешься это повторить. И наверное, кто-то когда-нибудь уже сказал об этом. Может быть, даже я сам. Но разве это что-то меняет? Не нужно пытаться ничего развивать, надо каждый миг всё начинать заново; в идее перманентной революции куда больше глубины и здравого смысла, чем кажется на первый взгляд. И ещё - если я думаю, что знаю, о чём нужно и о чём не нужно думать, то либо я ещё не напился, либо я уже перепил. Либо у меня просто паршивое настроение. Потому что какое кому дело, что правильно, а что нет. Плохо у меня получается прятаться. Нет, правда, плохо. И не пытайтесь меня утешить. А впрочем, пытайтесь. Ведь умение прятаться - это и есть умение творить образы. Тут нет общего для всех критерия. Кто-то один скажет, что я гений, а кто-то другой ответит ему, что я дурак, и только тот, кто скажет, что я спиваюсь, меньше других рискует оказаться неправым, но и его точку зрения я с успехом могу оспорить - нужно только как следует выпить. А ты как Леди Совершенство - всегда являешься слишком поздно к своим гостям, даже если среди них я. Может быть, именно потому что среди них я, или потому что ты и не думала никого приглашать, или просто тебе наплевать на всё это. Все мы на расстоянии кажемся лучше, может быть, поэтому ты и не хочешь, чтобы я приближался к тебе слишком уж близко, не знаю, мне так и не удалось расшифровать иероглифы женской логики. Ведь даже алкоголику ясно, что не бывает любви в разлуке. Не бывает солнца по переписке. Нет жизни и нет смерти кроме той, что смотрит нам прямо в глаза. Электрический ток не бьёт на расстоянии. Зачем я всё пытаюсь объяснить очевидное, и кому? Кто-то однажды заметил, что я никогда не стану популярным, потому что считаю тех, кто меня слушает, глупее и, одновременно, умнее, чем они есть на самом деле. Кто-то другой объяснил это иначе - я слишком мрачен, чтобы стать популярным. Может быть, они оба говорили об одном и том же. Но в таком случае, мир уже рухнул, и я стою на его развалинах, потому что, по-моему, если два разных человека произнесут в точности одно и то же, мир рухнет. "По-моему" - значит, рухнул именно мой мир? Как обидно, а я даже не успел его как следует разглядеть... Я ещё только пытаюсь найти камень для постройки храма, и вдруг оказывается, что дальнейший мой труд напрасен, и вообще, всё было бессмысленно с самого начала - мой миф развенчан. Да напейся же ты, наконец, до смерти и усни - может, тогда тебе приснится твой сон. Как сказал принц Гамлет. Как говорят взрослые непослушным детям, укладывая их спать. Все говорят... И что-то рассказывают, а я пытаюсь настроиться как радиоприёмник на их волны, чтобы потом они настраивались на мою волну, чтобы услышать самих себя. Не проще ли нам всем просто говорить перед зеркалом? А ведь именно так мы и делаем! Ну вот, родился ещё один секрет для толпы, ещё один тост за столом для избранных, ещё один перл для некролога. Я давно уже заметил, что бессвязность мышления - кратчайший путь к афоризмам. Может быть, я давно уже адепт какой-нибудь тайной религии? Интересно, платят ли за это деньги?.. Нет. Адептам не нужны деньги. А я и не разбогатею - значит, мне ничто не угрожает? Кроме деградации, разумеется, потому что если нет в мире эволюции, значит есть одна только деградация. Но и она угрожает мне только в той мере, в какой я пытаюсь продолжать то, что однажды уже начато, пытаясь вспомнить, что же именно я продолжаю. С другой стороны, что прикажете делать, если каждый вечер оказывается, что уже слишком поздно начинать всё сначала, и пора спать, а то совсем развезёт, а на завтра... На завтра всё продолжается как ни в чём ни бывало. Во всяком случае, деньги меня не испортят. Потому что я и без того слишком мрачен и считаю всех дураками. А на нет и баба с возу - как кто-то мне сказал однажды. Когда вот так, напиваешься каждый вечер в общественном месте, запоминаешь только слова, а не лица - профессиональная болезнь. Угадывать профессии по профессиональным болезням, угадывать твоё лицо в потоке лиц, которые забываются ещё быстрее, чем произнесённые ими слова как всякая другая игра, это либо способ открыть для себя свою судьбу, либо попытка от неё спрятаться. Я пытаюсь делать и то и другое одновременно, и если у меня это получится, я взорву весь этот мир. Мой они взорвали уже давно. Так говорят мне они, если только они все говорят одно и то же, как если бы это говорил один человек. Их счастье, что я непоследователен - я то пытаюсь воспользоваться состряпанным ими миром, то вновь начинаю изобретать способы обходиться без него. Их счастье, что я слишком сентиментален - иначе они давно бы уже вертели ногами где-нибудь у созвездия Большой Медведицы,- вернее, тем, что от них осталось. А теперь мне нужно выйти,- нет, не на сцену, концерт давно закончен, я никогда не начинаю рассуждать прежде чем закончу петь - иначе я запутаюсь раньше времени. Нет, мне всего лишь нужно в туалет. Диктофон оставляю включённым. Всё равно, плёнка уже почти кончилась. Как и мои деньги. Кто-то взял их у меня в долг, а кто - не помню. Помню только его слова: "Верну обязательно". Вот и всё, что я помню.