Адам Робертс - Соль Страница 60

Первое столкновение с врагом я помню в точности. То есть в памяти всплывают отдельные четкие эпизоды, как будто освещенные изнутри, но не вся атака в целом. Отдельные части сложились уже потом, когда мы обменялись впечатлениями от нападения. Итак, я знаю, что мы пробежали расстояние от дюны до лагеря, что часовые, спеша укрыться от смертоносного ветра, даже не заметили нас, что автоматические сенсоры предупреждали их и что люди, очевидно, даже не обратили внимания на показания приборов. Наверное, последние часто выдавали ложные данные во время Дьявольского Шепота.

Так что я обогнул первый пост, и никто не задержал меня. Мне пришлось остановиться, что показалось после восторга бега возмутительным вмешательством в нормальный ход событий. Но надо толкнуть дверь в постовой домик, чтобы прорваться внутрь…

Когда скрипнули петли, часовой даже не потрудился встать, только удивленно поднял глаза. Я застрелил его: игла прошла сквозь череп, руки взмыли вверх. Когда сенарец упал на живот, я пустил еще несколько игл в его затылок. Два других часовых выскочили из будок, в защитных очках и с оружием наготове, но их застрелили, прежде чем они успели открыть огонь.

Я махнул отстающим: бег замедляло тяжелое вооружение, которые им поручили нести. Мы расставили свои импровизированные минометы, используя будки часовых как прикрытие, и навели их на самолеты и вспомогательные механизмы. Нам придется потерять эти самые минометы, потому что унести их с собой в прыжке невозможно из-за тяжести, но дело стоило того.

Минометы были произведены на фабрике из обрезков труб — наглухо заваренные с одного конца, со старомодными детонаторами и взрывчатым веществом внутри. Всего их у нас было четыре.

Я махнул бойцам, командуя наступление. Нас все еще не обнаружили, но установка минометов отняла слишком много времени. Шепот стал стихать. Мы двинулись к лагерю. Некоторые завернули за бараки, к воде; я остался по другую сторону от построек и повернул к самолетам. Под одеждой уже текла кровь из тысяч мелких царапин. Боль меня не слишком беспокоила, но странно, я помню, как раздражало ощущение чего-то липкого и мокрого под рубашкой.

Самолеты, однако, во все времена управлялись людьми, и как только Шепот начал стихать, а воздух постепенно проясняться, кто-то должен был заметить нас. Короче говоря, внезапно из одного барака начали выбегать вооруженные солдаты противника.

Завязалась перестрелка, дальнейшее помнится с трудом.

Бой казался нереальным, будто все происходило во сне, из-за рева ветра выстрелов не было слышно. Я не упал на землю, как сделали некоторые наши солдаты, только немного пригнулся чуть-чуть и начал посылать иглы во врага. Я помню, как стрелял, потому что выстрелы в чем-то роднились со звуками музыки: мой палец на курке, бесшумный полет полоски металла, видимой только при свете, цель оседает, как сдувшийся шарик…

Иглы сверкали вокруг меня. Потом помню, как я стоял на одном колене и стрелял из ружья без остановки, чертыхаясь, слишком поздно осознавая, что магазин пуст. Потом — это звучит как полный идиотизм, но именно так я и поступил — я встал и медленно, потому что пальцы онемели и кровоточили сквозь материю перчаток, вытащил использованную обойму, бросил ее на землю. Затем начал рыться в поясной сумке в поисках нового кружочка в пол-ладони. Это заняло много, очень много секунд… Потом я вставил магазин на место, опять упал на колено и открыл огонь.

К тому времени ветер почти утих, редкие фрагменты соляных кристаллов кружились в воздухе. На западе небо уже совсем очистилось — самое худшее, что ветер мог сделать с Арадисом — это нагнать большие волны, — улучшалась видимость. Я встал на обе ноги и побежал к своим солдатам.

Именно тогда сработали минометы, прозвучал короткий «бум», глаза резануло ярким светом, заполыхал огонь, а потом нас достигла ударная волна, и все попадали на землю. Никто не удержался на ногах, но я через силу заставил себя повернуться и увидел самолеты и другое сенарское оборудование, охваченное пламенем. Одна мина попала в тент, но материя, хотя и защищавшая от ветра, была слишком тонкой, чтобы удержать заряд, он пролетел через обе стены и плюхнулся прямо в воду.

Мы ожидали подобного развития событий, а потому первыми вскочили на ноги и стали расстреливать растерянных сенарцев, пытающихся подняться. Я уложил на месте троих или четверых и кинулся к трупам, чтобы забрать оружие. Огонь сверкал адским пламенем. Один из людей с иглой в обоих легких в агонии схватился за мою лодыжку, я стряхнул его.

Наверное, где-то в этот момент я почувствовал какой-то укол в ногу, который ровно ничего не значил в пылу битвы. Но позже оказалось, что это игла ранила меня в голень. Один из сенарцев, распростертых на земле, воспользовался ситуацией и выстрелил снизу. Игла насквозь проткнула мой ботинок. Но в то время я даже не понял, что ранен. Набрал кучу оружия и рванул обратно.

Помню, как перепрыгивал через тела, спотыкался, падал и снова карабкался вперед. Правда, не могу сказать точно, чьи это были тела: алсиан или сенарцев.

Вернулся третий самолет, его брюхо чернело, когда он парил над языками пламени: он пролетел низко над морем и потом резко взмыл вверх над местом битвы. На мгновение застыл там, а потом очутился над нами: рев его двигателей напоминал вопли злости. На таком расстоянии самолет ничего не мог предпринять без риска ранить собственных солдат, но, если мы отойдем подальше или собьемся в кучу, наказание последует незамедлительно.

Именно тогда я пустил сигнальную ракету, и она проревела что-то в мое левое ухо, на мгновение оглушив. Время прыжка. Самый неприятный момент, потому что рюкзаки никто не тестировал, и люди не знали, будет ли оборудование работать вообще. Мы знали только теорию: наклониться в том направлении, куда хочешь лететь (и не наклоняться в сторону моря, если не хочешь утопиться), держать руки впереди, чтобы не обжечься пламенем выхлопа.

Но когда я активизировал собственный шар и ждал, пока насосы выкачают воздух… так вот, за эти три или четыре секунды мной овладел ужас. Почему-то смерть в бою не казалась такой страшной, как смерть в полете или после удара о землю при приземлении.

Ужас парализовал меня, но система действовала исправно. Шары дали сигнал рюкзаку, и теперь уже процесс нельзя было остановить. Я почувствовал легкость, когда заработали шары, ясно помню, как уменьшалось давление стопы на грунт.

Потом раздался непонятный вой, и я начал кричать. Желудок сжался, превратился в комок, к горлу подкатила тошнота. Голова мотнулась, я сглотнул. И только тогда осознал, что земля уже далеко, а в ушах свистит ветер.