Татьяна Иванова - Рыжая птица удачи Страница 60

Вечером подходил взводный. Хотел поговорить. Кельт сдержанно попросил его отложить разговор. Не о чем сейчас разговаривать. Сочувствие ему не нужно. Но капитан вряд ли хотел сказать что-то ещё, кроме того, как он сожалеет. Его тоже понять можно — погибли двое из взвода, первые убитые под его началом за четыре года. А ещё какие-то важные шишки погибли среди заложников. То-то у Феникса глаза такие потерянные.

Дверь открылась. Ах да, опять забыл закрыть. Забыл, что теперь он тут один хозяин, и ждать ему некого.

Вошедший присел на койку рядом, положил руку на плечо. Пришлось оторвать ладони от лица.

Не ожидал… Хан. Да нет, ничего удивительного. Хотя близкими друзьями их не назовёшь, но всё-таки, не чужой человек. И всё же, не ожидал. Хан всегда стремился ближе к Фениксу, Индиго, Дэну, — по крайней мере, всегда был рядом с ними. А Кельт, Джин и Бут всегда держались втроём. С самого первого вечера на «Киплинге».

— Ну, ты как? — спросил Хан. Спокойно спросил, без той жалости в голосе, которая так убивала Кельта во взглядах и Феникса, и Индиго, и даже сурового Шторма.

Он не смог ответить, только пожал плечами. А что тут ответишь?

— Понимаю, — кивнул Хан.

— Это пройдёт, — выдавил Кельт, понимая, что ничего не пройдёт, но хоть полегче-то должно стать.

— Время, говорят, лечит, — отозвался Хан.

Молчание, наступившее за последними словами, не мешало. Это было надо — помолчать сейчас, и даже хорошо, что он молчал не один.

К убитому горем пацану, неуклюже застывшему на краю койки, Хан испытывал даже нечто вроде жалости. Это было не совсем так, как когда погибли Одинцов с ребятами. Не было чувства повальной эпидемии сумасшествия на носителе, а был один Кельт. Хан видел, как на того поглядывают остальные, видел, как боятся сделать шаг ближе, не понимают, что сказать, что сделать.

— Слушай… я всё никак не соберусь спросить, — начал он, снимая руку с плеча парня, — а за что Джина так прозвали? Он, вроде, на волшебника не тянет?

Как и ожидалось, лицо Кельта прояснилось. Он даже усмехнулся.

— Не волшебник. Волшебники с двумя буквами «н» пишутся. А Тошка — с одной.

— Ещё интереснее, — мягко улыбнулся Хан.

— Да, ерунда. Так всегда бывает — чем чепуховее повод, тем крепче прозвище приклеивается. — Кельт, забывшись, улыбнулся вслед за Ханом. — Это на учебной базе было, в России ещё. У нас был выходной, а командир дежурил. Вот Тошка и решил оттянуться. Пару звонков, и девочек привезли. Он выпил и завалился к Фениксу в кабинет, на диванчик. Там удобнее, да и кабинет отдельный. А замок — ну, что нам замки, сам понимаешь. Ну и в самый разгар, как в анекдоте…

— Возвращается Феникс из командировки?

— Ну да. Он редко голос повышает в нормальной обстановке, ты же знаешь. А там такое было, Джин аж протрезвел, девочки чуть не скончались. А потом — «чтоб до утра я тебя не видел, а после подъёма ко мне». И вышел. И дверь прикрыл.

— И всё?

— Ну, следующей ночью он Тошку хорошо погонял. А потом, уже после учебки, мы у него спросили — а чего он тёлок-то тогда не выгнал? Он говорит «ну, я ж не зверь».

— А почему всё-таки Джин? — упрямо спросил Хан.

— Так они тогда джин пили. У Феникса потом неделю духан в кабинете стоял. Он сам его и прозвал…

Из-за разбирательства по делу о захвате «Киплинг» бездействовал, лежал в дрейфе. Ребята не знали, чем себя занять, и от этого ещё явственнее ощущалась атмосфера общей растерянности. Даже железобетонный Феникс как будто дал трещину. Такого потерянного взгляда Хан у него никогда не видел, и не сказать, чтобы его радовало это зрелище. Конечно, к Фениксу он даже не пытался подойти, прекрасно знал, что командир из тех людей, кто не принимает никакой помощи от посторонних. А что он, Хан, «посторонний», это он уже давно уяснил. Обычно эта мысль глухо раздражала, но сейчас раздражение сменилось каким-то непривычным, гложущим чувством. Психом Хан не был, глупым тоже, самообманом не занимался. Он понимал, что всё это — и Кельт со стиснутыми на коленях кулаками, и растерянные ребята, и беспомощно-отчаянный взгляд Феникса — всё это, в конечном счёте, его рук дело. Не введи он тогда Дэна в заблуждение, всё могло сложиться иначе.

И это понимание было неприятным. Хотя, конечно, если бы не тупость Дэна, если бы он хоть на секунду включил мозги не на «ура, вперёд!», а на обдумывание ситуации, то мог бы предотвратить неудачу при штурме. Но оказался прав Хан, а не Феникс. И теперь к его непонятному настроению отчётливо примешивалось чувство «ну, я же говорил!»…

— Акела промахнулся, — сказал он вслух, прерывая Кельта на полуслове. — Так в книжке, кажется?

Кельт снова сник.

— Феникс тут ни при чём, — тихо сказал он. Как-то неуверенно сказал.

Конечно. Ни при чём. А кто «при чём»? Кто поставил на опасный участок самого тупого сержанта? Кто не слушал советов понимающего человека? Кто, в конце концов…

— Язву, между прочим, он туда не послал, — неожиданно зло вырвалось у него. — Послал Дэна, который вообще плохо соображает. И ребят твоих послал.

— Он же не знал, что всё так будет…

Голос Кельта дрогнул, а Хан почувствовал, как начинает гореть затылок — накатывала злость. Вот эту круговую поруку он никогда не понимал. Может, ты ещё и Строганова будешь защищать?

— Может, и не знал. Но против фактов не попрёшь, Бут и Джин были там, а Яз… Индиго — при Фениксе. — Хан знал, что закипает, надо было успокоиться, но не получалось. — Я ему говорил, что Строганов не потянет в самостоятельной операции. А он его одного послал, без связи!

— Но Дэн…

— Что — Дэн? Положился на слова двух сбрендивших от страха шакалов, ни черта не проверил, ломанулся почти вслепую. Ты ж сам видел!

Кельт сидел неподвижно, уставившись в одну точку на противоположной стене, и только едва заметно качал головой, словно не соглашался.

— Он туда ни Аякса не послал, ни тем более, Индиго. Почему? За своих боялся… ты же понимаешь, что вы, с Земли с ним прилетевшие, Фениксу ближе. Вот он вас под своим присмотром и оставил, бросил совершенно неподходящего для этого Дэна в самую трудную точку. А Джину просто не повезло там оказаться.

— Нет, Алик, — Кельт помотал головой. — Ну что ты несёшь!

Что несу… правду несу. Развёл тут любимчиков.

В глубине души он понимал, что несёт действительно чушь. Что Феникс никого не прикрывал и не подставлял, это же Феникс. Но остановиться он уже не мог. Глупость и непредусмотрительность должны быть наказуемы. Не Хан это Фениксу докажет, так кто-то другой.

— Мне просто жаль Бута и Джина. А ещё больше тебя. И я вижу, как настроена наша стая. Для них Феникс — бог. Ну, не хотят они признавать, что он такой же, как и все остальные. Он обычный и ошибается также, как все. Только из-за его глупых ошибок гибнут другие!