Александр Силецкий - Дети, играющие в прятки на траве Страница 60

— Ежели угодно. Да, расизм, — подтвердил я. — Самой чистой и высокой пробы. Тот расизм, какой всегда питал культуру и патриотизм — в лучшем смысле слова. И для выживания, как говорится, вида «гомо», для его прогресса он — необходим. Люди обязаны чувствовать себя людьми, обязаны всегда оставаться людьми. Иначе выражаясь: самыми гуманными и самыми разумными — на историческом пути Вселенной. Пусть даже с рядом недостатков, но присущих только нам! И это, убежден, сейчас особенно необходимо ощущать — в тревожный, кризисный момент для всей земной культуры. Наша неприязнь к биксам — обзови ее хоть генетической, предвзято социальной, как угодно! — неизбежна, органична и, поверь, на редкость прогрессивна. Человеческому обществу она нужна. Да что там, исторически показана — курс видовой своеобразной терапии, непростой, мучительной и долгой!.. И, похоже, никуда от этого не деться. Никуда. И никому.

— Вот ведь, заладил, как заклятье: человеческому, человеческому!.. — передразнивая, повторил Левер. — Да с тех пор, как появились биксы, и сам человек-то стал другим! А мы цепляемся за старые традиции, не можем побороть в себе… Конечно, все, что умирает, не уходит просто так, без боя…

— Левер, я не знаю, ты стремишься оправдать и возвеличить биксов? Но подобным гиблым делом занимаются другие — и уже достаточно давно. А некоторым даже имя удалось создать себе и репутацию — защитников, страдальцев. Ореол вокруг них… Если бог другим не наградил… Но вот тебе-то — для чего? Ведь ты же — не такой! Ну, не совсем такой, хотелось бы надеяться. И тем не менее…

— Сдались мне эти биксы, чтобы их оправдывать!.. Я лишь хочу понять пределы нашей дикости…

— И как, успехи есть? Она, конечно, беспредельна? — съязвил я.

— К счастью, это далеко не так, — смиренно улыбнулся Левер. — И ее пределы — это те, кого мы ненавидим. Биксы не дадут пропасть нам, не дадут.

— Скажите-ка! — я деланно-серьезно покивал. — Они, когда настанет время, приголубят, обогреют и накормят нас, возьмутся обучать, перевоспитывать, к себе подлаживать, чтоб мы не трепыхались, так?

— И обо всем-то ты, Брион, пытаешься судить сугубо по себе, — сказал со вздохом Левер. — Так, как сам хотел бы поступать… Они — другие, уясни же наконец! Мы никогда с другими не встречались, развивались в одиночестве, и нам казалось: мы — прекрасны. Победили в себе то, перебороли это… Молодцы! А что же именно, в действительности побороли — не с чем было сравнивать. И даже мысль такая никогда не возникала… Биксы сделались для нас в известной мере пробным камнем. Оказалось, многое, что мы считали чуть ли не залогом человечности, своеобразным эталоном, что дремало в нас и не мешало до поры до времени, вдруг пробудившись, показало миру подлинный звериный нрав. Мы позабыли о культуре, взявши на вооружение прогресс, его Цивилизаторские штампы. Рано или поздно мы бы и с собой вступили в явное противоречие — и нам бы стало ой как тяжело!.. Опору-то искать пришлось бы в собственной неполноценности. Еще не факт, сумели бы найти… И тут вдруг — биксы. Мы буквально с ходу в них уперлись и — забуксовали. Оказалось на поверку, что мы вовсе не готовы быть людьми, да что там — просто чувствовать себя людьми! Хотя бы так… И вся неполноценность наша мигом вылезла наружу, застарелые все наши комплексы, все наши неосуществленные надежды. Мы сейчас больны — и оттого неадекватны в собственных поступках и воззрениях. Нас лихорадит от своей беспомощности, о которой прежде мы почти и не подозревали. Все былые дикие инстинкты сохранились в нас, да только в эйфории от прогресса мы не замечали этого. И биксы распахнули нам глаза на многое. А это — неприятно. Мы должны переболеть, иного не дано. Теперь лекарство есть.

— Это какое же? — с фальшивым смехом уточнил я. — Прекратить борьбу, смириться? Стать такими, как они? Забыть о человеческом начале?

— Господи, да было бы что забывать! — с отчаянием крикнул Левер. — Ведь все это как бы человеческое — только наносное, нами же изобретенное, себе в угоду, в ублажение, а естества-то в нем — ни грана, ни полстолечко!.. Забыть… Опять — самонадеянность и самолюбование! Нет, к самому истоку опуститься, до начала, и уже оттуда — полегоньку, шаг за шагом, не пережимая… Именно — не торопясь! Чтоб воспитать в себе в итоге полноправного и подлинного человека — не погрязшего в немыслимой гордыне одиночку-эгоиста, а понятливого равноценного партнера, чуткого и не привязанного к собственному естеству, к своим промашкам, человека доброго, терпимого и жертвенного, не кичащегося тем, что он — венец природы, не боящегося, что вот в этой самой человечности его вдруг могут ущемить! Пустое! Ущемляют в том, чем изначально никогда не обладал, что изначально — не твое, а лишь присвоено на время. Или уворовано — навеки… Мы ведем себя таким манером, будто наше человеческое естество, достоинство — под страшною угрозой. Ну так надо прежде обрести это достоинство, тогда и опасения уйдут!

— Партнеры, ишь как… — возразил я. — Да ведь если бы не биксы…

— То тогда возник бы кто-нибудь еще, подобный им. Не знаю только, лучше или хуже… Мы бы непременно сотворили, по-другому невозможно…

— Это почему? — не понял я.

— Да очень просто! — с важностью ответил Левер. — Установлено, причем достаточно давно, что человечество от зарождения — диалогично. Как сознание любого индивида. Как все в мире, наконец, когда заходит речь об обработке информации. Для получения ее довольно и монологической системы. А вот для создания иной по качеству, по сути новой, для анализа ее… Ведь не случайно же в живой природе существуют виды и подвиды, даже в мертвой иерархия ветвится… Так и человечество. Оно, казалось бы, одно, другого вида «гомо» нет. Но без партнерства невозможно. И тогда… Ты вспомни-ка Историю! Повсюду, постоянно — внутривидовые социумы, тяжкие конфликты, противостояния различных групп, союзы, примирения, антагонизм частей при внешнем процветании того, что называют целым. Целым — на словах… И вот как будто бы проблема решена, антагонизм и впрямь преодолен: теперь мы все едины — человечество! Звучит красиво. А наделе? Мы забыли нашу сущность, возжелавши единения. Но, что ни говори, природа — чуткий регулятор и умеет мстить. И в результате изнутри же, из себя, мы народили вновь партнера, просто сотворили, сделали его, баюкая себя бездумной сказкой о послушных слугах, бескорыстных преданных помощниках… Партнер слугою быть не пожелал, поскольку превзошел создателя и сам мог сделаться наставником-поводырем. Отмечу: благодарным, честным, не просящим ничего взамен… А уж вот к этому, на должном уровне, мы оказались нравственно не очень-то готовы. Не предполагали, что так будет. Может, и немного поспешили, я не знаю… Тут-то все и началось… И в нас проснулся грандиозный шовинизм.