Александр Студитский - Сокровище Черного моря Страница 60

Шорыгин молчал. Калашник кашлянул и спросил, выждав короткую паузу:

— А Васильев?

— Утром, конечно, старик направился к нему. Васильев жил в гостинице «Южный берег». Павлу Федоровичу ответили, что Васильев выехал неизвестно куда. Тогда старик поехал разыскивать их. Он побывал в Алуште, Гурзуфе, Ялте, всюду расспрашивая о своей дочери. Нигде он не обнаружил никаких следов. Наконец, он вернулся в Феодосию. Здесь я его и встретил. Я пытался помочь ему в поисках. Ну, конечно, мы никого не нашли. А сегодня утром он, совершенно обезумевший и больной от горя, выехал в Севастополь. Мои уговоры остаться на него не повлияли.

Шорыгин замолчал.

Калашник и Смолин погрузились в невеселые мысли.

— Работаете в наших краях? — спросил, наконец, генерал.

— Да работаем, — ответил Смолин неохотно.

— Здесь, надо сказать, для исследований моря благоприятнейшие места, — любезно продолжал хозяин.

— Да, конечно, — неопределенно согласился Смолин.

— Я ведь родился в Феодосии. С Павлом Федоровичем мы росли вместе с юных лет. Его отец проводил здесь каждое лето — с апреля по октябрь. И беспрерывно вел научные исследования…

— Любопытно, — заинтересовался Смолин. — Чем же он занимался?

— Да по вашей части. У Радецких эти занятия — старинная традиция. Минералогией и химией занимался еще дед Павла Федоровича — морской врач и путешественник. В семье до сих пор хранятся воспоминания о его путешествиях. Отец Павла Федоровича рано осиротел, бедствовал, но также проявлял большой интерес к науке. Был он врачом, но практикой не занимался. Женился на богатой и увлекся научными изысканиями. Исследовал минералы под Карадагом. Здесь ведь издавна известны залежи самых разнообразных камней — халцедон, яшма, сердолик. Он собирал их со дна моря…

Смолин насторожился.

— …в огромных количествах, прямо сказать, тоннами. Каждые две — три недели обязательно уходил в Севастополь десяток подвод, груженных тяжелыми ящиками.

— В Севастополь? Почему же туда?

— А потому что под Севастополем, в Александриаде у него была лаборатория, в своей даче, на краю поселка. Там он и занимался исследованиями.

— Интересно… А дед Павла Федоровича тоже был минералогом?

— Дед был гениальный, глубочайшего ума ученый. Но, судя по семейному преданию, личная жизнь сложилась у него тоже неудачно. Потому-то он и не занял места в науке., которого заслуживал… Мне рассказывали, что еще студентом медицинского факультета он проявил исключительные способности. Его считали будущим светилом. И вот — несчастная любовь к недостойной женщине. Он бросил все, уехал в кругосветное плавание морским врачом, высадился где-то на островах в Тихом океане и прожил с туземцами пять лет. Вернулся он оттуда странным, замкнутым, нелюдимым человеком. Умер он примерно лет сто назад.

И кажется, какие-то его записки были опубликованы уже после его смерти.

Генерал поднялся. Смолин понял, что визит затянулся и стал прощаться. Калашник нехотя последовал его примеру.

Глава 41

ПОЖЕЛТЕВШИЕ СТРАНИЦЫ

…Поздно вечером, усталый, измученный, Смолин открыл дверь своего номера в гостинице. На столе горела лампа. Навстречу ему, отложив журнал, поднялся с кресла Колосов.

— Полковник! — удивился Смолин, пожимая протянутую руку.

— Я не хотел мешать вашей работе вызовом в Севастополь, и прибыл сам для срочного разговора. Не возражаете?

— Какие же могут быть возражения? — Смолин сбросил шляпу и пальто. — Очень рад вас видеть. Надеюсь, разговор с вами поможет мне разобраться хоть немного в последних событиях.

— Боюсь, что не сумею оправдать ваши ожидания. Но кое-что интересное для вас сообщить могу. Прежде всего разрешите задать вам несколько вопросов.

— Я вас слушаю.

— Скажите, Евгений Николаевич, известен ли вам некто Васильев?

— Если вы имеете в виду субъекта, причастного к киноискусству, — ответил, нахмурясь, Смолин, — то он мне известен. Вернее, мне приходилось с ним встречаться.

— В обществе киноактрисы Радецкой?

— Да.

— Ну, так вот, вчера в наше управление в Севастополе явился ее отец и заявил, что его дочь скрылась с этим субъектом неизвестно куда, — по его подозрению, за границу.

— Мне это известно.

— Что вы можете сказать по этому поводу? — спросил Колосов мягко.

Смолин развел руками.

— Затрудняюсь сказать что-либо определенное. Я был знаком с Радецкой. У меня сложилось впечатление, что Васильев оказывал на нее пагубное влияние своей лестью и рассказами о карьере киноактрис в Америке. Очевидно, она…

— Извините, — остановил его Колосов. — Вопрос о том, чем сумел заинтересовать Радецкую этот субъект, имеет второстепенное значение. Важно установить, почему его выбор остановился на ней.

— Я не совсем вас понимаю, — сказал озадаченно Смолин.

— Вопрос идет о том, чем могла заинтересовать советская киноактриса агента иностранной разведки.

— Агента иностранной разведки? — переспросил Смолин.

— Да. Этот человек такой же Васильев, как Петров или Сидоров. Его зовут Георг Колли, он же Генри Картер, он же Гарри Кирсби. И нас, естественно, интересует, что привлекало его в Радецкой, с которой он сбежал за границу. — Колосов улыбнулся. — Я вижу, вы сейчас припоминаете достоинства Радецкой, как женщины. Эти достоинства несомненны, но не в них дело. Уверяю вас, если бы Радецкая не была красива и талантлива. Колли вел бы себя с ней так же настойчиво и так же добивался бы ее расположения. Несомненно, она интересовала его прежде всего как разведчика.

— То есть через нее он рассчитывал получить какие-то сведения? — спросил Смолин.

— Да.

— Простите, может быть, дело идет о государственной тайне, и я не имею права вас спрашивать… Но, признаюсь, я не могу представить себе, какими же сведениями могла располагать Радецкая? Круг ее знакомых — люди искусства… Военные и технические вопросы ей абсолютно чужды…

— А вопросы науки? — перебил его Колосов.

Смолин ошеломленно посмотрел на Колосова.

— Наука — область, в которой она могла знать многое, — сказал убежденно Колосов. — Вот вы говорите, что были с ней знакомы. Это нам известно. Припомните, не проявляла ли Радецкая особого интереса к вашим исследованиям?

Смолин задумался. Колосов внимательно смотрел на него.

— Нет, — сказал, наконец, Смолин решительно. — Этого я утверждать не могу. Естественно, зная, в какой области науки я работаю, она нередко спрашивала, что привлекает меня в Черном море. Ну, само собой разумеется, на этот вопрос я никогда никаких разъяснений не давал.