Фрэнк Герберт - НИТОЧКА ПАМЯТИ Сборник фантастических произведений Страница 60

Я подошел к окну, поднял жалюзи, чтобы в комнате стало светлее, и повернулся к Фостеру:

— Я объясню им, что вы опасались преследования этих человечков…

Я смолк и вытаращил глаза на Фостера. На какое-то мгновение мне пришла в голову дикая мысль, что я ошибся: ввалился не в ту дверь. Я уже хорошо знал лицо Фостера, и в комнате было достаточно светло, чтобы отчетливо разглядеть, что человеку, к которому я обращался, — не более двадцати лет от роду.

Я подошел поближе, не сводя глаз с его лица. У него были те же холодные голубые лаза, но морщины вокруг них исчезли. Черные волосы сделались гуще и, насколько я помнил, стали больше прикрывать его лоб. Кожа стала гладкой.

Выдохнув "Mamma mia", я плюхнулся на кровать.

— Que es la dificultad?[1] — спросил Фостер.

— Заткнитесь, — простонал я. — Я уже и в одном языке путаюсь.

Я попытался обмозговать ситуацию, но никак не мог уловить, с чего начать. Всего несколько минут назад я держал фортуну за хвост, но она развернулась и цапнула меня. Мой лоб покрылся холодной испариной, когда я вспомнил, как близок был к тому, чтобы угнать машину Фостера. Сейчас, наверное, за ней охотится каждый полицейский штата. И если бы меня обнаружили в ней за рулем, то присяжным заседателям и десяти минут бы не понадобилось, чтобы признать меня виновным.

И тут мне в голову внезапно пришла еще одна мысль, из тех, от которых внутри все цепенеет, зубы стискиваются, а сердце начинает бешено колотиться: здешним захолустным полицейским понадобится не много времени, чтобы найти у входа в гостиницу машину, которую они ищут. Они придут сюда. Я заявлю, что она принадлежит Фостеру. А они посмотрят на него и скажут: "Чушь! Парню, которого мы ищем, пятьдесят лет. Куда ты дел тело?"

Я вскочил и стал кружить по комнате. Фостер уже говорил мне, что не оставит ничего, что могло бы подтвердить его связь с домом в Мейпорте. Его соседи достаточно хорошо знали его в лицо, чтобы, по меньшей мере, подтвердить, что он был пожилым человеком. Мне пришлось бы из кожи лезть вон, уверяя, что этот двадцатилетний сопляк и есть Фостер, но мне все равно никто бы не поверил. Я ничем не могу подтвердить свой рассказ. Полиция посчитает, что Фостер мертв и что убил его я. И тот, кто верит, что для доказательства убийства нужен труп, пусть перечитает Перри Мейсона.

Я посмотрел в окно и тут же отпрянул, не переставая наблюдать. Около машины Фостера стояли два полицейских. Один из них обошел ее сзади, вынул блокнот и записал номер. Затем сказал что-то другому через плечо и пошел на ту сторону улицы. Второй полицейский встал рядом с машиной, широко расставив ноги, и уперся взглядом в дверь гостиницы.

Я бросился к Фостеру.

— Обувайтесь, — прохрипел я. — Надо убираться отсюда к чертовой матери.

Мы тихо спустились по лестнице и разыскали заднюю дверь, выходящую в переулок. Ни одна живая душа не видела, как мы покинули гостиницу.

Спустя час я уже ехал в вагоне, сгорбившись на жестком сидении, и рассматривал сидящего напротив меня Фостера: пожилой придурок с лицом мальчишки и памятью чистой, как вытертая классная доска. Мне не оставалось ничего другого, как тащить его с собой. У меня был единственный шанс: держать его при себе и надеяться, что он все-таки вспомнит хоть что-нибудь, что помогло бы снять меня с этого крючка.

Пора было обдумать свой следующий шаг. Я вспомнил те пятьдесят тысяч, которые остались в машине, и застонал. Фостер с беспокойством взглянул на меня.

— У вас что-нибудь болит? — спросил он.

— Еще как! — ответил я. — До встречи с вами я был бездомным бродягой, голодным, без цента в кармане. Сейчас к этому я могу добавить еще кое-что: за мной гонятся полицейские и на руках у меня псих, который требует за собой ухода.

— А какой закон вы нарушили? — спросил Фостер.

— Никакого, — рявкнул я. — Жулик из меня не получился. В течение последних двенадцати часов я замышлял три кражи, и ни одна из них не удалась. А сейчас меня разыскивают за убийство.

— А кого вы убили? — вежливо справился Фостер. Я наклонился вперед и прорычал ему в лицо:

— Вас.

А потом добавил:

— Фостер, зарубите себе на носу: единственное преступление, в котором я повинен, это глупость. Я наслушался ваших сумасшедших историй и из-за вас же влип в такую, из которой мне уже не выбраться.

Я откинулся на спинку сидения:

— А кроме того, я озабочен феноменом стариков, которые засыпают старыми, а просыпаются юношами. Но об этом мы поговорим позже, когда мои расшатанные нервы придут в порядок.

— Извините, если я доставил вам беспокойство, — сказал Фостер. — Жаль, что я не могу вспомнить того, о чем вы сейчас рассказывали. Могу ли я сейчас чем-нибудь вам помочь?

— Только недавно вы сами нуждались в помощи, — заметил я. — Вот что, отдайте мне те деньги, которые сейчас у вас есть. Они нам понадобятся.

Фостер вынул бумажник — после того, как я сказал ему, где тот находится, — и передал его мне, Я проверил содержимое. Там не было ни одного документа с фотографией или отпечатками пальцев. Видимо, Фостер не шутил, говоря, что предусмотрел все для своего бесследного исчезновения.

— Мы поедем в Майами, — сказал я. — Я знаю там одно место в кубинских кварталах, где мы можем отсидеться. И обойдется это совсем не дорого. Может быть, через некоторое время ваша память начнет возвращаться к вам.

— Да, — сказал Фостер, — это было бы неплохо.

— Во всяком случае, вы не разучились говорить, — заметил я. — Интересно, что вы можете еще? Вы помните, каким образом вы заработали все эти деньги?

— Я не помню абсолютно ничего о вашей экономической системе, — ответил Фостер.

Он посмотрел вокруг себя и добавил:

— Во многих отношениях этот мир очень примитивен. Здесь, по-видимому, не трудно скопить состояние.

— Мне этого никогда особенно не удавалось, — признался я. — Я даже не мог скопить себе на пропитание.

— Пища обменивается на деньги? — удивился Фостер.

— Все обменивается на деньги, — подтвердил я, — включая большинство человеческих добродетелей.

— Странный мир, — произнес Фостер. — Мне понадобится много времени, чтобы привыкнуть к нему.

— Да, — согласился я. — И мне тоже. Может, на Марсе дела обстоят лучше?

Фостер утвердительно кивнул головой:

— Наверное. Может, нам следует отправиться туда?

Я было застонал, но сдержался.

— Нет, у меня ничего не болит, — сказал я. — Но, Фостер, не принимайте мои слова так буквально.

Некоторое время мы ехали молча.

— Послушайте, Фостер, — вспомнил я, — тот дневник все еще у вас?

Фостер пошарил по карманам и вытащил его. Нахмурив брови, он осмотрел дневник со всех сторон.