Ирина Дедюхова - Повелительница снов Страница 61

Варя чувствовала, как уходит сквозь пальцы ее молодость, ей хотелось видеть рядом с собой любимого человека, это здорово бы скрасило ее существование. Она пыталась как-то его искать, разглядеть, не пропустить. Но его все не было, а время все шло.

Дар прорастал в ее душе. Варька взрослела, а вместе с ней становились ярче и самостоятельнее два призрака за ее спиной. Она привыкла к их присутствию, к тому, что их не воспринимают другие. Но они все больше отвлекали ее от реальной жизни, смещая все ее интересы от дневного света в сумерки, от людей — к призрачным теням прошлого. У них постоянно шла какая-то деятельная возня. Они обсуждали девочек на их потоке, громко смеялись и жестикулировали, шептали, друг другу на ухо явно неприличные вещи, азартно резались в кости. Иногда на них нападала тоска, и они сидели, поджав ноги, раскачиваясь всем корпусом, подолгу молились с закрытыми глазами. Как-то на экзамене по физике они затеяли драку между собой. Причем, заспорил младший, а старший долго сдерживал себя. Похоже, что он сам чувствовал какую-то вину в этом споре. И Варька почему-то понимала, что спорят они на ее счет. Потом старший внезапно так озверел, что испугался не только младший узбек, но и Варька. В гневе он был поистине страшен. Она дергалась, отвлекалась, крутилась во все стороны, пытаясь уследить за их прыжками по столам с короткими кривыми мечами. Дикие гортанные вопли не давали ей сосредоточиться. Они прекратили убивать друг друга только тогда, когда поняли, что их вместе с Варькой выгнали с экзамена вон.

Получив двойку, Варвара устроила своим попутчикам генеральную выволочку. Она уже знала, что в сумерках может их даже избить. Варя потребовала, чтобы днем они по чаще молились. Она помнила, что замаливать этим сволочам до скончания веков грехов хватало. Странно, но эти два узкоглазых мужика в боевой одежде беспрекословно принимали все ее приказы. Варя с удовольствием почувствовала, что они ее не только уважают, но и почему-то очень боятся.

Студенческие годы были для Вари годами полной свободы. Не надо было думать о хлебе насущном — ее кормили родители, а учебой она себя старалась особо не загружать. Возникавшие время от времени какие-то незначительные увлечения, которые с трудом можно было бы назвать романами, сводились к обычному посещению кино и танцевальных вечеров. Почему-то ее совсем не зажигали окружавшие ее молодые парни. Не перед кем ей было склонить свою буйную головушку, ни с кем из них она не хотела бы встречать рассветы после ночи любви. Правда, на своем потоке она встретила вновь и некоторых старых знакомых.

Весьма сдержанно с ней по утрам здоровался Николай Железник, ставший, конечно, комсоргом потока. А в самом вначале учебы к ней подошел симпатичный детина двухметрового роста и радостно заявил, что он с ней на одном горшке в садике сидел. С трудом она узнала в нем маленького Игорька Сударушкина и даже всерьез некоторое время размышляла, что хорошо бы ей как-нибудь вспомнить с ним былое. Но потом Игорь почему-то ни разу к ней не подходил и не подсаживался на занятиях, а когда она попыталась однажды с ним заговорить, он весь покраснел, и не поддержал разговор. Он все время ходил в обнимку со своим другом — Вадиком, который плотно его опекал наверно потому, что Игорь выполнял за него почти все задания. Странно, но молодые люди у них на потоке вели себя так же, как и ее призраки. Так же они резались в карты, так же вслух обсуждали девочек, вот только замаливать им было пока что нечего. Но это был только вопрос времени.

— Алло, алло!

— А… это ты, Клевкин.

— Ты в кино пойдешь?

— Нет, дома буду сидеть. От тоски помирать.

— Так я тебе и поверил.

— Не хочешь — не верь.

— Варь, тебе, может, полы надо помыть или прибить что-то, а? Так я могу.

— А тебе что, делать нечего?

— Да я так… по-дружески…

— Ну, заходи…

— Так я мигом! Может пива по дороге купить?

— Точно! И рыбки какой-то соленой, ладно?

Клевкин поступил в местный университет, который выпускал школьных учителей и инспекторов уголовного розыска. Почему-то сам он решил стать учителем физики, и от этого на Варьку заранее накатывала дикая тоска. Вот кого бы она меньше всего хотела иметь в знакомых, так это учителя физики. Но Клевкину было все до лампады, как он только собирался с таким характером детей учить — непонятно! И еще у него была слабость к спиртному, так что в советской школе Клевкин непременно стал бы алкашом. Варька заранее за него переживала и исподволь приучала к более легким напиткам. Она пыталась ему внушить, что пить пиво — это значит не зазюзюкать три литра разом, а строго выдерживать и соблюдать традиции. Но Клевкин продолжал при ней самоотверженно напиваться так, что уже после часа их общения никак не мог поймать ртом подаваемую ему с вилки соленую рыбу.

С чего бы ему, вроде, было так пить? Но на этой почве он на втором курсе даже пережил некоторую трагедию, сломал, можно сказать, свою жизнь. На седьмое ноября он с такими же идиотами решил отметить рождение Революции у себя дома. Скромно, по домашнему. Несколько раз звонил Варьке и заплетающимся языком просил ее прийти. Она, конечно же, не пошла и правильно сделала. Он жил на пятом этаже типового дома, в цоколе которого располагалось молодежное комсомольское кафе «Спорт». На седьмое ноября там было особенно людно. Народ вышел покурить, когда из окон Клевкина на головы полился кипяток. Вернее, это им снизу вначале показалось, что это кипяток, потому что от этой влаги в морозном воздухе шел обильный пар. А это Клевкин и его друзья на них сверху пописали. Неделю после этого он Варьке не звонил, ему было очень некогда, его всю неделю разбирали на разных собраниях, выгоняли из комсомола, куда они с Варькой проникли с таким трудом, а под занавес вышибли из университета. Выгнали из семи пивших с ним друзей его одного, потому что заступиться за него было некому. До армии он устроился фотографом в Варькин институт, поэтому она к нему часто теперь заходила в фотолабораторию сделать очередной снимок своей наружности и выпить пива.

— Я, Клевкин, наверно, в партию вступать буду.

— Ну и дура.

— Безусловно! Но мама мне все уши прожужжала на счет этой партии.

— Ты, Варь, что ли, маму слушаешь?

— Ну, я же девушка, Клевкин! Я до замужества маму слушаю, потом буду мужа слушать. Что ты так наливаешь быстро? У меня уже глаза стаканчик не видят. Рыбку надо во рту подтаять, а только потом в таких неимоверных количествах заливать пивом. Я же совсем пьяная, Клевкин!

— Ты мне такой еще больше нравишься. Пойдем за меня замуж, а?