Алексей Дуров - Мерцающая мгла Страница 61

После этого разговора с внутренним голосом, Михаил действительно перестал мучаться вопросами морально-психологического плана.

А потом одна из неровностей на «горизонте» стала увеличиваться в размерах, у нее появилась форма — купол. Располагался купол не совсем по курсу движения Михаила, но он рискнул свернуть, крюк небольшой. Чтобы достигнуть купола потребовалось несколько дней. Но с каждым днем приближение купола становилось все явственней. Вот уже видно, что купол не круглый, а параболический, или, может, гиперболический. Вот уже проявился цвет купола, за воздушной дымкой он казался голубоватым, но реальный цвет — гораздо темнее, скорее всего — черный.

Время от времени Михаил срывался на бег, так хотелось быстрее купола достигнуть. Быстро выдыхался. Потом стал делать пробежки сознательно, чтобы к марафонским нагрузкам привыкнуть, выносливость ему пригодится, если учесть масштабы этого мира. Выносливость росла подозрительно быстро, расстояние, которое Михаил пробегал не задыхаясь, увеличивалось в полтора-два раза после каждой пробежки. Зато просыпался очень здоровый аппетит, только успевай плоды срывать и пережевывать.

Наконец-то Михаил приблизился к основанию купола. Действительно черный, сплошной, гладкий и блестящий. Оббежал вокруг, так ничего особенного и не разглядел, взобраться на купол не удалось — уклон слишком крутой. Ковырять материал купола ножом показалось опасным, плохие предчувствия появились. Ну что ж, пролазник должен своим предчувствиям доверять.

И не у кого спросить, что это за хрень, зачем она нужна. Стремился к куполу, даже бежал, и что? И ничего!

Но сама возможность хоть до чего-то добраться в этом мире внушила оптимизм и боевой настрой, путь Михаил продолжил насвистывая. Передвигался бегом, и не чувствовал усталости, только голод. Если так легко заработанная выносливость сохранится после возвращения на Землю, можно будет взять олимпийское золото в марафоне.

Михаилу показалась хорошей мысль подкачать и другие мускулы, он взялся подтягиваться на толстых ветках приютников перед сном и после пробуждения, качал пресс вначале лежа, потом — повиснув на ногах. Скоро оказалось, что подтягиваться сто раз подряд — слишком долго и скучно, и Михаил прекратил тренировки, только проверял время от времени, может сто раз подтянуться или нет. А мускулы на руках заметно не выросли, только стали рельефнее. Зато на животе обозначились красивые квадратики.

Местность стала меняться. Одиночные прутья с плодами почти все исчезли, зато стало гораздо больше кустов. Появились новые растения, похожие на грибы, новые животные, тоже всего с одной ногой и всего одним глазом. Одни из них похожи на летучих змеев с толчковой ногой и когтем в передней части тела, неуклюже вылезают на кусты, отталкиваются и парят. Другие передвигаются по поверхности ползком на брюхе, неуклюже отталкиваясь единственной конечностью, они живут в норах, вполне возможно, что имеется у них целая система ходов в глубине почвы. Этих норных жителей Михаил обозвал олухами, потому что они не прятались в свои норы при приближении Михаила, а наоборот, высовывались.

Стали встречаться объекты, которые могли с одинаковым успехом оказаться живыми растениями, геологическими образованиями или техническими устройствами. Например, цистерны на тонких ножках. Вообще-то по форме эти штуковины больше напоминали сардельки, но уж очень большие, таких больших сарделек не бывает. Цистерны — бывают. И держатся они на довольно тонких стойках, по четыре на каждую. Михаилу не удалось порезать стойку, только царапина осталась, да и та затянулась прямо на глазах.

Встретились висящие прямо в воздухе правильные многогранники, граней много, однако все еще не шары. Как будто заказали нарисовать в Автокаде новогоднюю елку, изобразил само дерево, игрушки на нем, а потом елку нечаянно стер, а игрушки остались висеть. Вот только все игрушки одинаковые и белого цвета, что для елочных украшений не характерно.

Михаил попробовал надавить на один многогранник, тот поддался легко, а потом вообще упал, словно с тонкой нити сорвался. Остальные многогранники резко колыхнулись и осыпались, после этого колыхание распространилось на соседние «елки», которые тоже разрушились. Те «елки», что подальше — колыхнулись, но уцелели, между «елок» образовалась засыпанная многогранниками поляна. Михаил поспешил «ельник» покинуть. «Пока лесник не догнал». Отойдя на приличное расстояние, оглянулся и увидел, что целостность «ельника» восстанавливается, многогранники взлетают и занимают свои места в структуре.

Местность снова изменилась, кусты пропали совсем, появились прутья, но росли слишком неравномерно, то на расстоянии десяти шагов один от другого, то непролазными зарослями. Приютники пошли какие-то слишком бесформенные, и тоже слишком неравномерно располагались, то в полусотне метров друг от друга, то — в пяти километрах. Из живности остались только осьминожки на приютниках.

А потом пролазник забрел в лабиринт. Видел издалека, что над зарослями плодовых прутьев торчит что-то серое, с глянцевым блеском, волнистое, как облака, но опасным это что-то не казалось. Вот и пошел Вначале попадались одинокие преграды, торчали из «почвы» вроде как лепестки, поверхностью похожие на стенку морской раковины рапана с внутренней стороны. Только серые. Лепестки становились все выше, толще, сливались между собой. Приходилось их перешагивать, потом перелезать. Потом — искать между ними проход. И находить эти проходы становилось все труднее, приходилось возвращаться. Михаил на всякий случай стал вырезать метки на лепестках, потому что лабиринт был настоящий, в котором плутать положено. Резалось достаточно легко, в крайнем случае можно будет прорубиться. Проходы между лепестками становились все уже, скоро уже приходилось протискиваться, а высота лепестков достигала человеческого роста. Возникла ассоциация с цветком, розой, у которой периферийные лепестки расположены далеко друг от друга, а внутренние — достаточно плотно. Поверхность лепестков скользкая, лезть по ней непросто, но Михаил вырезал на одном лепестке ступеньки, залез наверх, осмотрелся. Лепестки впереди действительно располагались так близко друг к другу, что не протиснешься. Но и пройти поверху (мелькнула такая идея) — нереально, верхние края лепестков острые и неровные, можно порезаться да и не удержищься.

Пришлось возвращаться по своим меткам и обходить лабиринт по широкому кругу. Не дай бог, если подобные преграды будут часто встречаться.

Местность снова стала меняться, плодовые прутья и приютники располагались все более упорядоченно, появились кусты, кустов становилось все больше, а одинокие прутья сошли на нет. Появилась еще одна разновидность животных, которую Михаил назвал диадами, когда трое вместе — это триада, а зверушки держались парами, значит — диады. Одинокая зверушка передвигалась прыжками. Но не как скакунцы, которые прыгали похоже на тушканчиков или кенгуру, диада скручивала свою единственную ногу в спираль, и прыгала очень далеко. А парочка диад переплеталась основаниями конечностей и бежала, как на двух ногах. Потому и диады. Диады были пока что самыми быстрыми из встреченных в этом мире животных.