Журнал «Если» - «Если», 2007 № 05 Страница 61

После смерти изобретателя чистильщик бассейна перешел к его дочери. Она продолжила семейную традицию, совершенствуя маленькую машину. Ее наследником стал внук первого владельца, который жил на Марсе.

— Это тот самый бассейн, — пояснил Зима, — на случай, если вы не догадались сами.

— После стольких лет? — удивилась я.

— Он очень старый. Но плитки еще держатся. Самым сложным было найти именно его. Пришлось поднять двухметровый слой почвы в том месте, который когда-то именовали Кремниевой долиной.

— Эти плитки окрашены в зима голубой.

— Зима голубой — цвет этих плиток, — мягко поправил он. — Просто молодой человек использовал именно этот оттенок для облицовки своего бассейна.

— Значит, что-то вы помните.

— Отсюда я начал. Незамысловатая машина, у которой интеллекта было ровно столько, чтобы передвигаться в бассейне. Но это был мой мир. Все, что я знал. Все, что мне нужно было знать.

— А теперь? — осмелилась спросить я, заранее боясь ответа.

— Теперь я возвращаюсь домой.

Я была там, когда он вернулся домой. К этому времени на трибунах было полно людей, жаждавших увидеть перформанс, и небо над островом превратилось в мозаику теснившихся друг к другу кораблей. Дисторционный экран работал, и платформы обозрения на кораблях были заполнены сотнями тысяч наблюдателей с воздуха. И все видели бассейн с его прозрачной, абсолютно спокойной водой. На краю стоял Зима. Солнечные батареи на его спине сверкали подобно чешуе дракона. Никто из зрителей понятия не имел о том, что должно произойти. Никто не понимал важности происходящего. Но все ожидали чего-то необыкновенного. Демонстрации работы, долженствующей затмить все, что создал до этого Зима. А пока что зрители с недоумением глазели на бассейн, гадая, каким образом кусочек водной глади может сравниться с пронизавшими небо холстами или целыми мирами, заключенными в голубые футляры. Большинство считало, что бассейн — лишь средство отвлечь публику от главного зрелища. Истинный шедевр — произведение, которое увенчает его уход со сцены, должно быть где-то еще, пока невидимое, ожидающее момента предстать во всей красе.

И только я знала правду. Знала и молча наблюдала, как Зима стоит на краю бассейна, отдаваясь голубизне. Он объяснил, как все должно произойти: медленное, методичное, постепенное отключение всех высших функций мозга. И вряд ли имело значение, что все это необратимо: у него просто не останется достаточно интеллекта, чтобы пожалеть об утрате.

Но все же что-то останется: крохотное зернышко бытия и достаточно разума, чтобы осознавать собственное существование. Достаточно разума, чтобы верно оценить свое окружение и получить капельку удовольствия и радости от выполнения задачи, пусть и абсолютно бесцельной. Ему даже не придется покидать бассейн. Солнечные батареи обеспечат его необходимой энергией. Он никогда не состарится, никогда не заболеет. Другие машины позаботятся об острове, защитят бассейн и молчаливого пловца от разрушительного действия погоды и времени.

Пройдут века.

Тысячелетия.

Миллионы лет.

Кто знает, что будет потом? Но одно ясно: Зима никогда не устанет от работы. В его мозгу не была запрограммирована способность уставать. Он стал воплощенным опытом. И если и испытывал какую-то радость от плавания в бассейне, это была почти бессмысленная эйфория насекомого-опылителя. Этого для него было достаточно, как тогда, в калифорнийском бассейне, так и сейчас, тысячелетие спустя, в том же бассейне, только в ином мире, под иным солнцем, в отдаленной части той же Галактики.

Что же до меня…

Оказалось, что из нашей встречи на острове я запомнила гораздо больше, чем имела на то право. Думайте, что хотите, но вышло так, что я нуждалась в мысленной подпорке своей AM куда меньше, чем всегда воображала. Зима был прав. Я позволила своей жизни стать заранее продуманным сценарием, чем-то вроде аккуратно расчерченной схемы. Всегда красное вино на закате. Никогда белое. На борту космической клиники мне имплантировали ряд нейронных расширений памяти, которые прекрасно послужат мне следующие четыреста-пятьсот лет. Когда-нибудь мне понадобится другое решение, но, думаю, добравшись до этой точки, я смогу перейти мнемонический мостик. Прежде чем навсегда расстаться с AM, я перенесла ее наблюдения в гулкие новые пространства моей расширенной памяти. Правда, я ощущаю, что все события происходили не совсем так, как кажется мне, но с каждой попыткой вспомнить все постепенно укладывается на свои места. Все смягчается, а подсветка сияет ярче и ярче. Полагаю, эти воспоминания становятся все менее точными при очередном воскрешении, но Зима считал, что в этом весь смысл.

Теперь я знаю, почему он решил поговорить со мной. И дело не в моем методе написания биографий. Дело в его желании помочь кому-то начать новую жизнь, прежде чем сам он возвратится к прежней.

Кстати, я сумела написать его историю и продала в свою первую газету «Марсианские хроники». Приятно снова навестить старую планету Марс, особенно теперь, когда она переместилась на более теплую орбиту.

Все это было давным-давно. Но, похоже, я все еще никак не могу расстаться с Зимой.

Каждые двадцать лет я долетаю пассажирским сверхзвуковым судном до Мюрека, спускаюсь на белые мраморные улицы Венеции, беру такси до острова и присоединяюсь к горстке упорствующих зрителей, рассеянных на трибунах. Они должны чувствовать, что у художника что-то еще осталось в запасе… Последний сюрприз. Большинство из них прочли мою статью и поэтому знают, что означает медленно плывущая фигура. И все же ажиотажа на острове не отмечается. На трибунах всегда пустовато и печально, даже в самый погожий денек. Но скамьи никогда не бывают полностью пусты, что, полагаю, является неким видом заповеди. Некоторые люди это понимают. Большинство не поймет никогда.

Но это и есть искусство.

Перевела с английского Татьяна ПЕРЦЕВА

© Alastair Reynolds. Zima Blue. 2005. Печатается с разрешения автора.

Майкл СУЭНВИК

ЛЕТО ДИНОЗАВРОВ

Динозавры чуть покачивались в жарком мареве, поднимавшемся от раскаленного асфальта. Их было голов тридцать, — небольшое стадо, вроде бы трицератопсы. Они важно шествовали через шоссе (не спрашивайте о причинах), поэтому я остановил пикап, заглушил мотор и приготовился ждать.

Сидел и смотрел.

Любопытные создания и для своих габаритов удивительно грациозные. Не глядя по сторонам, они изящно вышагивали прямо у меня перед носом. Я почти не сомневался, что правильно определил биологический вид, ведь на морде у каждого имелось по три рога. Я тоже когда-то был ребенком и играл пластмассовыми модельками.