Исай Давыдов - Я вернусь через тысячу лет Страница 62

– Здесь прячется сон?

– Да.

– Сон зверей?

– И человека – тоже.

– Значит, ты и меня можешь усыпить?

– Конечно.

– Почему же ты этого не делаешь?

– Зачем?

Она опять глядела на него очень удивленно. Затем пояснила:

– Ты мог бы утащить, меня, спящую, в свое племя. И сделать своей рабой.

– Разве ты хочешь этого? Она опустила глаза.

– Кто же может этого хотеть?

Потом понимающе взглянула на него и спросила:

– Тебе просто не нужна больная раба, правда?

– В нашем племени нет рабов, – ответил Жюль. – У нас все равны.

– А что вы делаете с пленниками? – У нас нет пленников.

– Вы их убиваете?

– Мы не убиваем никого.

– Куда же вы их деваете?

– Мы их не берем.

– А если бы ты взял меня?

– Ты стала бы равной со всеми.

– Но ведь я – из чужого племени!

– Ну и что? Ты же человек. И, значит, равна нам.

– Человек не может быть равным богу.

– Ты можешь стать равной.

– Я?

Она рассмеялась этой явной шутке бога.

– Если ты захочешь – ты можешь стать такой же, как мы, – убеждал ее Жюль. – Мы научим тебя летать и усыплять животных, и быстро лечить раны.

– А моя нога уже совсем не болит! – вдруг вспомнила Нала и довольно улыбнулась.

– К вечеру у тебя не будет раны, – пообещал Жюль. – Потерпи еще немного. Эта белая кожа лечит быстро.

– Все-таки лучше жить в своем племени, – подумала вслух девушка, – В чужом племени меня никто не возьмет в жены.

– Если ты станешь равной нам – для тебя найдется муж. – Жюль улыбнулся. – Все зависит от тебя. Хочешь – возьму тебя посмотреть. Понравится – останешься. Нет – прилетишь обратно.

– Я знаю, что чужое племя не отпустит меня обратно. Леры никогда еще не возвращались из чужого племени.

– Значит, ты не хочешь?

Она опустила глаза и молчала.

Жюль достал из сумки шоколад, развернул его и протянул ей плитку.

– Попробуй, – сказал он. – Это наша пища.

Она откусила кусочек, разжевала и стала торопливо засовывать шоколад в рот. Она давилась им – боялась, что у нее отнимут эту удивительно вкусную еду.

Уже потом, отдышавшись, поинтересовалась:

– Вы едите только это?

– Нет, – ответил Жюль. – И мясо животных – тоже. У нас очень много разной пищи. Мы никогда не бываем голодны.

– А я очень редко бываю сыта, – сказала она. – Леров стало много. И еды нам все больше не хватает.

Жюль, конечно, понял, что понравился девушке и что она пойдет за ним куда угодно. Но он не хотел, чтобы она считала себя пленницей. Он добивался не покорности, а активности. А для этого с самого начала надо было убедить Налу, что она должна считать себя равной всем остальным.

В заплечном ракетном двигателе Жюля было маловато топлива, чтобы перенести их обоих через море. Топлива еле-еле хватило бы, чтобы донести двойной груз до побережья Восточного материка. Поэтому Жюль вызвал по радио Город и попросил прислать за ним на побережье вертолет. Он указал и точку на побережье и время, когда может быть в этой точке.

– С кем ты говорил? – спросила Нала, когда Жюль выключил рацию.

– Со своим племенем, – ответил он. – Я могу говорить с ним на любом расстоянии.

Она не поверила, расхохоталась.

– Оказывается, и боги умеют лгать, – сказала она, перестав смеяться. – А я раньше думала, что только люди.

– Когда-нибудь ты убедишься, что я не лгу, – пообещал Жюль. – Когда-нибудь ты сама будешь разговаривать со мной на любом расстоянии.

Она снова не поверила, снова рассмеялась.

А потом Жюль смыл с ее ноги остатки всосавшегося в кожу стрептимиолового пластыря, и девушка увидела вместо глубокой и гнойной раны нежную розовую кожицу, в которой еще виднелись светлые перекрещивающиеся полоски целебной повязки. Нога не болела. Нога была здорова. Девушка сделала несколько шагов, подпрыгнула, пробежалась.

Жюль глядел на нее молча и еще боялся, что сейчас она юркнет в кусты, исчезнет и помчится по лесу догонять свое племя.

Однако она явно не собиралась бежать, вернулась к Жюлю и шершавыми, задубевшими пальцами медленно погладила его по щеке. Это была самая нежная ласка у леров. Это был знак высшего доверия.

Она спокойно позволила обмотать себя широким плотным поясом и привязать его к поясу Жюля. И безотказный наш МРМ-5, рассчитанный на одного, тяжело, натужно, но все-таки поднял обоих над лесом.

Девушка вначале дрожала и даже кричала от страха. Потом смирилась, умолкла.

В вертолет на побережье она вошла уже покорно, безропотно и устало. Она внешне уже ничему не удивлялась – ни машине, ни второму богу в серой одежде, который встретил их, ни новой высоте, ни морю под ногами. Слишком много впечатлений было для одного дня – она просто перестала воспринимать их. В ее неразвитом мозгу как бы механически захлопнулся какой-то клапан, предохраняющий нервную систему от перенапряжения. Девушка только держалась за Жюля, ни на минуту не выпуская его руки.

И он понял ее состояние и решил везти ее не в Город, как хотел вначале, а прямо в Нефть, в свой пустующий бревенчатый дом.

Она замерзла еще в вертолете, и Жюль включил обогрев кабины, и радировал в Нефть, чтобы ребята принесли теплый костюм на посадочную площадку. Ведь Нала была все-таки почти нагой и летела далеко на Север.

А потом, в Нефти, она не хотела надевать этот теплый шерстяной костюм – не понимала, зачем. И все нюхала его и говорила, что он пахнет зверем.

Две женщины пришли в кабину вертолета, чтобы помочь Нале одеться. Но девушка визжала, отталкивала их и цеплялась за Жюля. Она ничего не хотела делать без него, даже одеваться.

В конце концов, он одел ее сам – с трудом, как непослушного, капризного ребенка. Ее просто нельзя было иначе вывести на улицу – она простудилась бы.

В первые дни Нала никуда не хотела выходить из дома и, как зверек, забивалась в угол, когда оставалась одна. Даже в окна боялась смотреть. Она оживлялась только тогда, когда дома был Жюль, и слушалась только его, и разговаривала только с ним. Другим людям, которые входили в дом, она просто не отвечала. Но не сводила с них настороженных глаз. А потом быстро перестала бояться – поняла, что ей не сделают зла. В общем-то, оказалась доверчивой.

Вначале она очень много ела – все, что можно было, без разбору и без режима. И никак не могла насытиться. Постепенно Жюлю удалось объяснить ей, что это вредно, и она стала есть меньше, хотя и с прежней жадностью.

Она очень медленно становилась Человеком. Гораздо медленнее, чем хотелось бы Жюлю и его друзьям. Им прежде казалось, что все это должно происходить намного проще и быстрее. Она боялась и темноты, и непонятного ей электрического света, боялась и радио, и видеофона, и вертолетов, которые часто пролетали над поселком. Но больше всего боялась оставаться одна, и поэтому несколько месяцев Жюль никуда не выезжал из Нефти.