Филип Дик - Человек в высоком замке (пер. О.Колесников) Страница 62

Раздался стук в дверь.

Джо бросился к ней и открыл. Рассыльный в форме сказал:

– Гладильная служба, сэр. Вы справлялись у администратора, сэр.

– Да.

Джо шагнул к кровати, сгреб все белье, новые сорочки и отнес рассыльному.

– Вы сможете вернуть их через полчаса?

– В том случае, если только складки прогладятся, – сказал рассыльный.

Он внимательно их осмотрел.

– Не стирая. Да я уверен, что сможем, сэр.

Когда Джо закрыл за ним дверь, Юлиана спросила:

– Откуда тебе известно, что новую белую сорочку нельзя одевать, не погладив?

Он ничего не ответил, только пожал плечами.

– Я-то совсем забыла, – продолжала Юлиана. – Женщине следовало бы помнить, что когда вынимаешь их из целлофана, они все в морщинках и складках.

– Когда я был помоложе, я любил хорошо приодеться и погулять.

– А как же ты узнал, что в отеле есть гладильная служба? Я этого не знала. А ты в самом деле подстригся и покрасился? Я вдруг подумала, что твои волосы всегда были светлыми, и что ты носил парик. Разве нет?

Он снова пожал плечами.

– Ты, должно быть, эсэсовец, – продолжала она, – выдающий себя за шофера-итальянца, и никогда не дравшийся в Северной Африке, да? Тебе нужно было сюда приехать, чтобы убить Абендсена, разве не так? Я уверена, что именно так, хотя и признаюсь, что я ужасно глупая.

Она почувствовала себя выжитой и опустошенной.

Подождав, Джо сказал:

– В Северной Африке я действительно сражался. Ну, не в артиллерийской части под командой Парди, конечно. В подразделении «Бранденбург».

Затем он добавил:

– Я был немецким разведчиком, проникал в английские штабы. Не вижу тут ничего такого: в любом случае у нас было дел по горло. И я был под Каиром. Там я заслужил медаль и повышение по службе. Чин капрала.

– Та авторучка – какое-то оружие?

Он не ответил.

– Бомба, – неожиданно поняла она, произнося это слово вслух. – Что-то вроде бомбы-ловушки, которая настраивается так, что взрывается, когда кто-то до нее дотрагивается.

– Нет, то, что ты видела, это двухваттный приемопередатчик, чтобы я мог поддерживать связь. На тот случай, если произойдут изменения в первоначальном плане, прежде всего в связи с нынешней политической ситуацией в Берлине.

– Ты свяжешься с ними в последний момент, перед тем, как это сделать? Для уверенности?

Он кивнул.

– Ты не итальянец, ты немец.

– Швейцарец.

– Мой муж еврей, – сказала она.

– Мне безразлично, кто твой муж. Все, чего я хочу от тебя – это, чтобы ты надела платье и привела себя в порядок, чтобы мы могли пообедать. Сделай что-нибудь с волосами, мне бы хотелось, чтобы ты сходила в парикмахерскую. Может, салон при отеле еще открыт. Ты могла бы сделать прическу, пока я жду сорочки, принимаю душ.

– Каким же образом ты собираешься его убить?

– Пожалуйста, надень новое платье, Юлиана. Я позвоню вниз и спрошу насчет парикмахерской.

Он направился к телефону.

– Зачем я тебе нужна?

Набирая номер, Джо сказал:

– У нас заведено дело на Абендсена и, похоже, что его влечет к определенному типу смуглых, чувственных девушек, особенно к девушкам ближневосточного или средиземноморского типа.

Пока он разговаривал с кем-то из персонала отеля, Юлиана подошла к кровати, легла, закрыв глаза и прикрыв лицо руками.

– У них есть-таки парикмахерская, – сказал Джо.

Он положил трубку.

– Она может заняться тобой прямо сейчас. Спустись в салон. Он на втором этаже.

Он что-то сунул ей в руку. Открыв глаза, она увидела банкноты рейхсбанка.

– Что бы с ней расплатиться.

– Оставь меня в покое. Дай мне полежать здесь, пожалуйста.

Он бросил на нее взгляд, полный любопытства и огорчения.

– Сиэтл был бы похож на Сан-Франциско, – сказала она, – если бы в Сан-Франциско не произошел большой пожар. Настоящие старые деревянные дома и немного кирпичных, такие же, как и там, холмы. Японцы селились в нем еще задолго до войны. У них был целый деловой квартал, дома, магазины и все это было очень старым. Там есть порт. Маленький пожилой японец, который обучал меня – я пришла к нему с одним моряком с торгового судна и, пока жила в Сиэтле, брала у него уроки – Минору Ихоясу, он носил жилетку и галстук. Он был таким же круглым, как йо-йо. Давал уроки на верхнем этаже одной японской конторы, на его двери была старомодная медная табличка, а приемная напоминала кабинет дантиста. С журналами «Нейшнл Джиогрэфик».

Наклонившись над нею, Джо взял ее за руки и посадил, поддерживая в таком положении.

– В чем дело? Ты ведешь себя как больная?

Он пытливо заглянул ей в лицо.

– Я умираю, – сказала она.

– Это просто приступ неуверенности. Она тебя все время преследует. Сейчас найдем аптечку и дадим тебе успокоительного. Как насчет фенобарбитала? Да ты еще и голодная с утра. Все будет в порядке. Когда мы доберемся до Абендсена, тебе ничего не придется делать, только стой рядом со мной. Говорить буду я. Только улыбайся и все. Если почувствуешь, что он хочет уйти, заговори с ним, тогда он останется. Как только он тебя разглядит, я уверен, он нас впустит, особенно, если увидит это декольте на итальянском платье. Будь я на его месте, я непременно впустил бы тебя.

– Позволь мне пройти в ванную, – взмолилась Юлиана. – Меня мутит. Пожалуйста.

Она стала вырываться из его рук.

– Мне очень нехорошо, пусти меня.

Он отпустил ее, и она бросилась в ванную, закрыв за собой дверь.

«Я могу это сделать», – подумала она.

Она щелкнула выключателем, свет ослепил ее.

Она скосила взгляд. «Я могу это найти». В аптечке, любезно предоставленной гостиницей, лежала пачка лезвий для безопасной бритвы, мыло, зубная паста. Она открыла начатую пачку: да, только одна сторона острая. Она открыла начатую пачку: да, только одна сторона острая. Она развернула новое, еще покрытое смазкой, иссиня-черное лезвие.

Из душа текла вода. Она вошла под струю – боже! – прямо в одежде. Все испорчено.

Платье прилипло к телу. Волосы распрямились.

Ужаснувшись, она споткнулась, едва не упала, пытаясь на ощупь выйти из-под душа. Вода мелкими струйками текла по чулкам.

Она начала плакать.

Войдя в ванную, Джо обнаружил ее возле умывальника. Она сняла с себя промокший костюм и стояла обнаженная, одной рукой держась за раковину, склонившись над ней, как бы желая набраться сил.

– О, господи Иисусе, – воскликнула она.

Она сообразила, что он здесь.

– Не знаю даже, что делать. Костюм испорчен, это же шерсть.

Она повела рукой. Он взглянул по направлению жеста и увидел грубую промокшую одежду.

Очень спокойно – однако лицо его было перекошено – он сказал:

– Что же, тебе все равно не пришлось бы это надевать.