Александр Шуваев - Книга Предтеч Страница 63

- Подробно объяснив, как и почему я "все испортил", ты сама же освободила меня от этого атавистического чувства. Как некий деятель освободил подчиненных от химеры, именуемой "совестью". Ты так все хорошо объяснила! Более того, - убедила! Утро, Демон Трезвого Утра окончательно, как дважды два показали мне суть проблемы: пизда довольно распространенное явление природы в этом мире. И, похоже, не только в этом. Так что ничего не следует ценить больше, чем оно того стоит.

- Вон ты какими словами заговорил! Я ведь могу обидеться!

- А ты этого еще не сделала? н Холодно удивился он. н Странно. Потому что я ждал чего-то такого с самого начала этого идиотского, никому не нужного разговора.

- И так-таки совсем не боишься?

- Я уже сказал. И я ведь ни в чем не виноват: я предупреждал, а ты сама настаивала. А главное, - голос его чуть ли ни впервые в жизни обрел едкую, как самая сволочная щелочь, издевку, - в тебе слишком много этого самого чувства долга, чтобы ты пошла в отношении кого-нибудь на откровенную подлость.

- Ну, молодец! Какой способный к расчету молодой человек! н Глаза Елены по кличке "Ланцет" светились ровным, стылым, беспощадным светом, бывшим, пожалуй, пострашнее, чем давешняя желтая лютость. н А знаешь, как я могу распорядиться тобой вполне даже в рамках своих представлений о должном?

- У меня только узкоспециальная информация о твоей фантазии. Поэтому точно сказать не могу, но думаю, что сурово. Может быть, даже не оставишь в качестве комнатной собачки, потому что у тебя найдутся более серьезные дела. Примерно так, а остальное н не так уж существенно.

Но она уже в полной мере обрела привычное душевное равновесие. Человек, который на пятнадцатом году жизни только в личном зачете обошелся Люгэ-Молоту в восемьдесят три сбитых машины и при этом еще командовал одной из лучших истребительных частей, просто не мог бы являться личностью неуравновешенной: скорее можно было ждать редкостной, прямо-таки патологической уравновешенности и хладнокровия. Правильное ожидание.

- Говорили же мне, что все мужики н свиньи. - Задумчиво проговорила она. - Говорили, что любой заморыш начинает считать себя полновластным владыкой твоего тела и души, попыхтев над тобой минуты две, чуть только отдышится. Надо же н не верила.

- Я н не все. Все-таки, хоть ты и самое прекрасное существо на свете, а есть в твоем характере что-то от существа хладнокровного. Вроде хищной рептилии.

- Очень, очень верное наблюдение. Надеюсь, ты обрадуешься, услыхав, что у тебя есть все шансы убедиться в истинности своей теории на своей жеЕ На своем собственном опыте.

- Жаль прерывать такую продуктивную беседу, но мы, кажется, пришли.

- АгаЕ Сейчас посмотрим.

Она оглядывала обрыв совсем не долго, после чего "агакнула" уже по-другому, с явным удовлетворением.

- Ты идешь? н С явным вызовом спросила она, подняв тонкие брови. н Тогда пошли.

И они, взявшись за руки, двинулись вниз по кривой, раскисшей после вчерашнего земляной тропинке между высоких кустов и мелких деревьев, и соблюдали осторожность, потому что обрыв в этом месте н был достаточно крутым. Ему показалось только, что они идут вроде бы слишком долго, а впрочем он очень сильно ощущал себя идиотом, попавшим под глупейший розыгрыш. Спуск стал менее пологим. Кусты тут росли чаще но при этом стали пониже и более редкими. Потом резкий порыв ветра бросил в лицо пригоршню мелкой водяной пыли. Непонятно откуда взявшейся, потому что, когда они выходили, умытое ночным ливнем небо было совершенно ясным. Тропинка стала еще более пологой, но под ногами откуда-то появились камни. Целые осыпи серых, довольно остроугольных глыб. Потом заросли расступились, и перед ними, на широком прогале каменной осыпи средь жилистых, кривых, перекрученных кустов появился шатер.

Они сидели на матерчатом полу уже несколько часов, и все это время зеленоватые стенки шатра струились и выгибались под напором могучего, ровного ветра, что однообразно выл снаружи. Когда же ветер все-таки стихал на мгновение, слышалось короткое пение на миг ослабнувших шнуров.

-Отсюда, - без улыбки сказала Елена Тэшик, - с первой остановки на пути к твоей Богом покинутой земле, мы скоро отправимся прямо на Землю Юлинга. Я передам тебя прямо ему, и как решит Юлинг Об, так и будет. Я весьма доверяю его мнению.

- Послушай, ты этоЕ Извини. Сам не знаю, что на меня нашло, что я нес неизвестно чегоЕ

- А-а, одумался, - с непонятной улыбкой проговорила она, - а ты поумоляй еще. Покланяйся. Может быть, - уговоришь еще, и я передумаю. Пожалею.

- Чего?!! н Голос его взлетел каким-то шипящим свистом, словно у гигантского гада. н Ты чего это надумала себе, а? Решила, что я тебе в ножки паду, чтоб смилостивилась?

- Да знаю-знаю, что ты хотел сказать, не волнуйсяЕ - Она улыбнулась уже явной, хотя и холодноватой улыбкой. н Это я так, с целью мелкого сведения счетов. Но ты все равно не извиняйся.

- Почему? Нехорошо же вышло, я тебя вовсе незаслуженно обиделЕ

- Ты все сделал правильно. Принципиально. Веди ты себя по-другому, у меня могло бы возникнуть пристрастие к тебе, - вроде как к своему творению. Как к облагодетельствованному, понимаешь? А это н ненужные чувства, от них один вред. Ты своими словами помог мне решить правильно а не так, как хочется в эту минуту. Всегда режь по живомуЕ Только сначала хорошенько отмерь. Только и за правильные поступки приходится отвечать. Это в их природе, в отличие от поступков плохих, но умненьких.

- Не знаю, - повторил он, - что это на меня нашло. Никогда такого не было, я не мечтал обижать людей даже тогда, когда меня обижалиЕ

- Это как раз очень понятно. Ты с непривычки объелся сладким. Не удивительно поэтому, что тебя начало рвать. Это между людьми бывает очень часто, чаще, чем принято думать. Маятник н не более того. Важно только это помнить и учитывать.

- А можно я выйду?

- Зачем?

- Посмотреть...

- Вообще-то нежелательно, - она поморщилась, - но, впрочем, как хочешь...

Он расстегнул пуговицы из резной кости и шагнул наружу, и бешеный ветер тут же заткнул ему рот куском плотного, как масло, воздуха, взъерошил волосы, остановил дыхание. На желтовато-зеленом, блеклом небе гигантским углем пылало ярко-алое громадное солнце. Кряжистые, перекрученные, с замысловато-изломанными ветвями и серой корой деревья стояли, наклонившись к почве, словно стараясь прижаться к ней, узловатые ветви вместо листьев были густо усажены зеленовато-желтыми тощенькими щетинками. Под ногами его лежали мелкие болотца и округлые валуны, нагло выпирающие сквозь тонкий покров скудной, серой почвы. Ветер нес запах, напоминающий запах мокрого можжевельника, только какой-то более сухой. Ни души и до самого горизонта - одно и то же. Он вернулся, застегнул палатку и услыхал: