Далия Трускиновская - Деревянная грамота Страница 64

- Вот ведь дурак, прости Господи... - скоморох явственно был расстроен. Вот те и Трещала! Давай, веди к нему! И что - молодцы тоже спят?

- Как пришли из "Ленивки" - он всем еще налил. Молодцы-то просыпаются, встают...

- Сейчас всех, лба не перекрестя, кормить - и на мороз! - распорядился скоморох. - Вот ведь горе...

Мужик пошел впереди, по узкой тропке меж сугробов - к невысокому крыльцу, Томила - за ним, Данила - третьим. Оказалось, мужик крепко прихрамывал. Данила вспомнил, что толковал Семейка про необходимость многослойных онучей, и испугался - ну как всем тут ноги ломают? Решил кулачного учения избегать правдами и неправдами. Лучше пусть Богдаш - он после дедовой встряски, поди, и поумнел...

В горнице на полу спали вповалку, не разуваясь, молодцы. Из-под иного и войлочный тюфяк уполз, а он и не замечал, похрапывал, предовольный! На лавке, укрывшись тулупом, лежал еще один - и он, услышав, что дверь отворилась, сел. мутно посмотрел на вошедших, потом признал Томилу за своего, протянул: "А-а, ты..." - и рухнул спать дальше.

- Будет, вставай! - приказал скоморох. - Как я с утра стенку не строил так она по сей час не строена!

- Ты, это... там был?..

- Был. Да без толку. Боится он.

Данила поразился - любитель прибаутки, как ему по скоморошьей должности велено, сейчас Томила был краток и строг.

- А с тобой тогда кто?

- Новенького привел. Вставай, тебе сказано? Вставай, Трещала! Ты сколько до Масленицы осталось - помнишь?

- А сейчас который день?

- А сейчас тебе пятница!

- Ого?!?

- Вот те и ого! Выметайся из горницы живо, опростайся, снегом рожу протри! Рассолу в сенцах зачерпни! Я сейчас орлов будить стану!

- Может, пойду я? - спросил Данила, посторонившись, когда хваленый Трещала, пошатываясь, прошел в сени. - Не до меня тут!

- Погоди, свет, ты посмотри сперва. Это они спросонья как мокрые курицы, а я их сейчас строить начну... Пойдем, поторопим баб - они поедят, да и ты с ними заодно. На конюшнях-то вы сами стряпаете, не каждый день горячее едите, а им - каждый день и каша, и щи, да с мясом, да каши - с курами! Чтобы на льду бодро стояли!

Соблазнившись курой с кашей, Данила позволил увлечь себя на поварню, где хозяйничали две бабы - Трещалина жена Дарьица да ее мать Ильинишна. Его посадили отдельно, по Томилиному наказу наложили полную миску. Сам Томила побежал разбираться с бойцами. Понемногу они потянулись на поварню, Данила тем временем поел, поблагодарил хозяек и вышел во двор.

Теперь хотя бы из вежества следовало не удирать втихомолку, а побыть, поглядеть, может, даже чего Томиле пообещать.

Скоморох, очевидно, был сыт - сам не ел, довольно скоро выгнял бойцов на двор. Посмотрел на небо, помотал башкой и сплюнул:

- Не на лед же вас, дураков, сейчас вести!

- Тут, что ли, места мало? - удивился Данила.

- Им ко льду привыкать. Да там все размечено.

Что скоморох имел в виду, Данила понял, когда бойцы в коротких, по колено, тулупах встали в две кривые стенки, каждая - человек по пятнадцати. Расстояния между ними было сажени три, не больше.

- Равняйтесь! - приказал Томила. - Левый локоток - вперед! Чтоб как по струнке стояли! Питухи бесовы! Теребень кабацкая! Как еще крестов не пропили?! .

Стенки подтянулись, бойцы, пихаясь, встали, как надобно.

Неторопливо вышел Трещала, голова его была обмотана полотенцем.

- Чело хорошо стоит, - оценил он ближнюю к себе стенку. - Правое крыло ладно, левое - ни к черту!

Выйдя вперед, он оглядел и дальнюю стенку. Затем прошел меж ними и встал на краю, так, что скоморох с Данилой оказались напротив него.

- Шут с вами! Сходись, молодцы! - негромко велел он и махнул рукой.

- Петрушка, веди клин! - крикнул Томила. - Ну, с Божьей помощью...

Когда между бойцами оставалось шага полтора, не более, в одной из стенок произошло движение, она словно надломилась, и трое мужиков в самой середке, составлявшие чело, устремились вперед чуть быстрее прочих. Назвать это клином можно было с большой натяжкой, однако удалось на мгновение расколоть противоположную стенку.

Разом взлетели и опустились кулаки.

- Назад! Назад, сволочи! - заорал Трещала. - Не проспались! Я вас разбужу-то! Алешка, блядин сын! Петрушку упустили! Он-то проломился, а вы, сволочи, отстали!

И точно - противоположная стенка, подавшись под натиском чела и расколовшись, Петрушку-то пропустила - да и едва за ним не сомкнулась, отрубая бойца от товарищей.

- Это - клин? Клин это? Погибель это ваша! Позор это ваш! Посрамление это ваше! За такой клин пороть надо! - добавил Томила со всей возможной яростью.

Стенки разошлись.

- Вдругорядь! - приказал Томила. - Раньше времени не вылезать! Как крикну - ломи! - так и выходи в клин!

- А вы - не мешайте, - велел другой стенке Томила. - Сейчас перед клином чуток расступитесь, пусть у них хоть раз правильно получится.

Данила смотрел во все глаза. Такое он видел впервые. Стенки сошлись вдругорядь.

- Ты что топчешься? - покрикивал на бойцов Томила. - Ногай, это я тебя учу! Это тебе на снегу, брат, хорошо топтаться! На Москве-реке вприскользь продвигаться придется, ног не отрывая! Хорош ты тогда будешь! Алеша! Бойчее!

До десяти раз сходились стенки - сперва учились клином продавливать противника, потом - расступаться и вновь смыкаться, чтобы успел выскочить надежа-боец.

С каждым разом Трещала все более и более трезвел. Наконец сорвал полотенце, под которым оказалась примотанная к дурной голове квашеная капуста, утерся им и швырнул в снег:

- Бабы подберут! Эх, нам бы еще деньков с пять! Кабы Бугая не сманили! ..

- Прикажешь полную стенку пробовать? - спросил Томила.

- Да уж пробуй, что ли?

Бойцы построились в один долгий ряд. Томила принялся ходить вдоль него, переставляя людей. Что-то у него не заладилось, он хмыкнул, сердито почесал в затылке и повернулся к Трещале - мол, как же быть? Трещала развел руками - сам не понимаю...

- Ну, братцы, так кто же у нас встанет в чело? - спросил Томила. - Я выйду ломаться, а за мной должны быть - ну, хоть вы, Петрушка с Алешкой... Встаньте-ка сюда оба, поглядим...

- Мне нельзя, - возразил здоровенный, губастый, еще безбородый Алешка. Я левое крыло держу, без меня оно развалится.

- Ты, Ногай?

- А хоть бы и я...

- Ты, Бажен?

- Я с Алешкой, ему одному крыло не удержать. А вместе мы приноровились.

Тут в калитку замолотили.

- Смешались живо! - приказал Трещала. - Кирюшка, отвори!

- Мало ли кого бесы несут? - шепнул скоморох Даниле. - Не подглядел бы, как стенка составлена.

Калитка отворилась и в проеме встал дородный молодец, которого шуба делала поперек себя шире.

- Ну, высватали вы меня, черти! - объявил он. - Решил! За вашу стенку биться пойду!