Джек Лондон - Странник по звездам Страница 65

– Но ты видел на них язвы? Видел ты их до исцеления? – не сдавался Пилат.

Я отрицательно покачал головой.

– Нет, мне только сказали об этом, – признался я. – Однако, когда я сам увидел их после исцеления, можно было сразу заметить, что они раньше были прокаженными. Они были как пьяные. Один сидел на самом солнцепеке, ощупывая себя со всех сторон, и все глядел и глядел на свою здоровую кожу, словно не мог поверить собственным глазам. Когда я стал расспрашивать его, он не в состоянии был ответить мне ни слова и ни на секунду не мог оторвать глаз от своего тела. Он был безумен. Сидел на солнцепеке и глядел, глядел на свою кожу.

Пилат презрительно улыбнулся, и я заметил, что столь же презрительна была легкая улыбка, скользнувшая по губам Мириам. А жена Пилата сидела, затаив дыхание и словно оцепенев, а взгляд ее широко раскрытых глаз был устремлен вдаль.

Тут заговорил Амбивий:

– Каиафа утверждает – он говорил мне это не далее как вчера, – что рыбак обещает свести Бога с небес на землю и создать на земле новое царство, управлять которым будет сам Бог…

– А это значит – конец владычеству Рима, – перебил его я.

– Это придумали Каиафа и Анна, чтобы поссорить нас с Римом, – пояснила Мириам. – Это все ложь. Их выдумки.

Пилат кивнул и спросил:

– Но ведь в ваших древних книгах есть какое-то пророчество об этом? Вот его-то первосвященники и выдают за цели рыбака.

Мириам согласилась с ним и тут же процитировала все пророчество. Я рассказываю об этом, чтобы показать, насколько глубоко изучил Пилат этот народ, который он так ревностно старался образумить.

– А я слышала другое, – продолжала Мириам. – Этот Иисус проповедует конец света и Царство Божие, но не на земле, а на небесах.

– Мне доносили об этом, – сказал Пилат. – Это правда. Иисус считает римские налоги справедливыми. Он утверждает, что Рим будет править до тех пор, пока не наступит конец света, а вместе с этим и конец всем земным правителям. Теперь мне ясно, какую игру ведет со мной Анна.

– Некоторые из его последователей утверждают даже, что это он сам и есть Бог, – сообщил Амбивий.

– Мне не передавали, чтобы он сам так говорил, – сказал Пилат.

– А почему бы нет? – едва слышно проронила его жена. – Почему бы нет? Боги спускались на землю и раньше.

– Видишь ли, – сказал Пилат, – я знаю от верных людей, что после того, как этот Иисус сотворил чудо, накормив множество народу несколькими хлебцами и рыбками, безмозглые галилеяне хотели сделать его царем. И сделали бы, даже против его воли, но он, чтобы избавиться от них, бежал в горы. В чем же тут безумие? Он ведь понял, чем грозит ему их глупость.

– Однако Анна задумал то же самое и собирается обвести вас вокруг пальца, – сказала Мириам. – Они кричат, что он хочет стать царем иудейским, а это нарушение законов Рима, и, следовательно, Рим должен сам разделаться с Иисусом.

Пилат пожал плечами.

– Не царем иудейским, а скорее царем нищих или царем мечтателей. Иисус не дурак. Он мечтатель, но мечтает он не о земной власти. Желаю ему всяческой удачи на том свете, ибо там юрисдикция Рима кончается.

– Он утверждает, что всякая собственность – грех. Вот почему фарисеи тоже неистовствуют, – снова заговорил Амбивий.

Пилат весело засмеялся.

– Однако этот царь нищих и его нищие приверженцы все же не гнушаются собственностью, – пояснил он. – Посудите сами, ведь еще не так давно у них даже был свой казначей, хранивший их богатства. Его звали Иуда, и ходят слухи, что он запускал руку в общий кошелек, который ему доверили.

– Но Иисус не крал? – спросила жена Пилата.

– Нет, – отвечал Пилат. – Крал Иуда, казначей.

– А кто такой был Иоанн? – спросил я. – Он устроил беспорядки под Тивериадой, и Антипа казнил его.

– Еще один пророк, – ответила Мириам. – Он родился где-то неподалеку от Хеброна. Он был одержимый и долго жил отшельником. То ли он, то ли его последователи утверждали, что он Илия, восставший из мертвых. А Илия – это один из наших старых пророков.

– Он подстрекал народ к бунту? – спросил я.

Пилат усмехнулся и покачал головой. Затем сказал:

– Он поссорился с Антипой из-за Иродиады. Иоанн был человек высоконравственный и поплатился за это головой. Но это слишком длинная история. Политика была тут ни при чем.

– А некоторые утверждают, что Иисус – это сын Давида, – сказала Мириам. – Только это вздор. В Назарете никто этому не верит. Ведь там живет вся его семья, включая двух замужних сестер, и все их знают. Это самая обыкновенная семья простолюдинов.

– Хотелось бы мне, чтобы так же просто было написать доклад Тиберию обо всех этих хитросплетениях, – проворчал Пилат. – А теперь этот рыбак уже под Иерусалимом, город кишмя кишит пилигримами, способными каждую минуту затеять беспорядки, а Анна все подливает и подливает масла в огонь.

– И не успокоится, пока не добьется своего, – предрекла Мириам. – Он хочет загребать жар твоими руками, и так оно и будет.

– Чего же именно он хочет? – спросил Пилат.

– Казни этого рыбака.

Пилат упрямо покачал головой, а его жена воскликнула:

– Нет! Нет! Это была бы позорная несправедливость. Он никому не сделал зла! Он ни в чем не повинен перед Римом!

Она с мольбой взглянула на Пилата, и тот снова покачал головой.

– Пусть их сами рубят головы, как это сделал Антипа, – проворчал он. – Сам по себе этот рыбак ничего не значит, но я не хочу быть их орудием. Если им нужно его уничтожить, пусть сами и уничтожают. Это их дело.

– Но ты не допустишь!.. – вскричала жена Пилата.

– Если я попробую вмешаться, мне будет нелегко объяснить Тиберию, что я поступил правильно, – ответил Пилат.

– Как бы ни обернулось дело, – сказала Мириам, – тебе все равно придется писать объяснение в Рим, и притом очень скоро. Ведь Иисус со своими рыбаками уже у стен Иерусалима.

Пилат не скрыл досады, которую вызвали в нем ее слова.

– Меня не интересует, где он сейчас и куда направится потом, – заявил он. – Надеюсь, я никогда его не увижу.

– Анна его разыщет и приведет к твоим воротам, можешь в этом не сомневаться, – заметила Мириам.

Пилат пожал плечами, и наша беседа оборвалась. Жена Пилата, находившаяся в состоянии крайнего нервного возбуждения, увела Мириам на свою половину, и мне осталось только отправиться в постель и уснуть под доносившийся с улиц этого города безумцев гул и рокот толпы.

События развивались с необыкновенной быстротой. За одну ночь город был спален собственной яростью. В полдень, когда я выехал с полдюжиной моих солдат из дворца, все улицы были запружены народом и толпа расступалась передо мной еще более неохотно, чем прежде. Если бы взгляды могли убивать, я в тот день не дожил бы до вечера. Многие плевали, глядя прямо на меня, и со всех сторон раздавались угрозы и брань.