Исай Давыдов - Я вернусь через тысячу лет Страница 65

Бирута умолкает, и я мучительно подыскиваю, что бы тоже этакое сказать – вежливое и успокаивающее?

И вдруг Розита резко произносит:

– Я ушла от Женьки, ребята! И никогда к нему не вернусь! Буду жить на корабле!

– Поми-иритесь! – успокаивающе тянет Бирута. – Все ссорятся, все мирятся...

– Даже вы?

Я поворачиваю голову и вижу, что Розита кривит в усмешке свои яркие губы.

– Даже мы! – грустно подтверждает Бирута.

– А вы всегда казались мне такими голубками! Представить не могу, как вы ссоритесь!

– Ха-ха-ха! – Бирута искренне хохочет. – Мы – голубки? Ха-ха! Ну, нашла!

– Мы воробьи! – как можно серьезнее говорю я. – Поссоримся – и сразу в драку.

– А ведь у нас не ссора! – тихо, задумчиво произносит Розита. – Я это решила еще тогда... после Лельки... Просто не могла уйти, пока не улетел Марат. Понимаете, почему?

– Чего тут не понять? – откликаюсь я.

Кажется, у них на самом деле всерьез. Даже при ссорах другим не говорят такое...

– Сандро! – Розита трогает меня за плечо. – Ведь ты лучше всех знаешь Женьку! Он мне всегда внушал, что ты его ненавидишь, что ты ему с детства завидуешь!.. А теперь я понимаю тебя! И понимаю, что между вами!

– Теперь-то и я тебя понимаю, – признаюсь я. – А раньше – не понимал.

– Я слепая была! – мрачно произносит Розита. – Все мы когда-то бываем слепыми. А когда прозреваем – это так больно!..

Мы мчимся в темноту, и безмолвная, глухая, безглазая ночь чужой планеты давит на нас со всех сторон.

21. Потомки разберутся

—...Вчера я впервые видел, как ра наблюдают работу наших станов. Представляешь – впервые за все эти годы! – Зигмунд Коростецкий, главный полевод Риты, проводит могучей пятерней по взлохмаченной русой шевелюре, но она от этого не становится менее лохматой. – Раньше они просто не замечали наших машин. Относились к ним, как к деревьям. Раньше они замечали только коров и нас. Коров – чтобы убить и утащить. Нас – просто чтобы убить. Они хоть не людоеды, эти ра. Мы ведь могли напороться и на людоедов... А вчера я с пульта вижу: стоят на границе поля, метрах в трехстах от нас, и глядят. Просто глядят! Двое даже присели на корточки. Я навел бинокль, рассмотрел их, потом только сообразил сфотографировать. Вот любуйся – восемь душ.

Я разглядываю сильно увеличенный снимок. Шесть охотников стоят среди деревьев. Двое опираются на копья. У остальных – луки. И еще двое сидят впереди на корточках, подняв острые зеленоватые колени. Как будто специально позируют перед камерой. Глаза у них маленькие, глубоко сидящие, и не разберешь, что в этих глазах. Но отрадно уже хотя бы то, что они заметили и разглядывают наши полестаны – или полевые станы, как до сих пор, еще по старинке, называют их в технических документах.

Мы разговариваем с Зигмундом на пульте управления третьего поля. Тут шесть трехкилометровых полос пшеницы, над которыми движутся по рельсам громадные, стометрового размаха полестаны. Эти ажурные фермы из металла и пластмасс и рыхлят землю, и сеют, и поливают, и убирают урожай на своих полосах. Здесь же, на эстакаде перед пультом, киберы прицепляют к фермам то плуги, то бункеры с удобрениями или с зерном, то режущие или молотильные устройства. А сетчатые шланги заложены в самих фермах, и стоит только нажать кнопку на пульте, чтобы над “грядкой” пошел мелкий, моросящий углекислый дождь.

Эти универсальные полестаны придумал очень давно, еще в первой половине двадцатого века, гениальный Михаил Правоторов. Конечно, он придумал их не такими, какие они сейчас, но он нашел принцип, идею. И за эту идею до сих пор благодарны ему потомки.

Сам он так и не увидел распространения своих детищ – не дожил. Лишь в конце двадцатого века первые сотни движущихся ферм Правоторова вышли на земные поля. А в двадцать первом веке эти фермы уже обрабатывали все ровные земные пашни. Лишь на покатых нагорных полях, где тяжелые полестаны работать не могли, сохранились еще комбайны и тракторы. Почти целый миллиард людей благодаря фермам Правоторова освободился от необходимости трудиться в сельском хозяйстве. И благодарное человечество поставило Правоторову гигантский, пятидесятиметровый памятник на всемирной сельскохозяйственной выставке в Софии.

Когда-то я читал о нем. Он жил и умер почти в безвестности, как и большинство гениев прошлого. Современники обычно слепы. Они очень редко угадывают, кому из них будет ставить памятники потомство.

Правда, уже в наше время полестанов Правоторова становилось на Земле все меньше и меньше. Земное земледелие постепенно, медленно сползало в океан, где белок можно производить быстрее, дешевле и в больших количествах, чем на суше. Но полестаны уже давным-давно завоевали Марс и Венеру, и вот теперь катаются по Рите и не один век будут здесь кататься. И эти удивленные ра еще со временем научатся управлять мощными фермами, и, может, племя так и не узнает никогда, что такое гнуть в поле спину от зари до зари.

Кроме Зигмунда и меня, на пульте сейчас только один дежурный – Ян Марек, тихий, почти неслышный парень с нашего корабля. Но и ему здесь, по существу, нечего делать – вчера полестаны закончили сев, и надо следить лишь за тем, чтобы не пересохла сверх нормы почва и чтобы птицы не склевали семена. А через пять дней, когда пробьются первые ростки, Марек поднимет над полем на аэростатах ночные солнца – громадные прожекторы дневного света. И пшеница будет расти раза в полтора быстрее, чем ей положено. И уже через три месяца здесь будут сеять снова. Конечно, без зимы плохо, непривычно. Но без зимы земля дает четыре урожая в год. И только поэтому наши поля очень медленно надвигаются на лес – велика отдача каждого поля. Однако поля все-таки расширяются, и лес потихоньку отступает, как ни больно всем нам. Пока мы еще не можем спустить наше земледелие в океан. Еще не готовы к этому. У нас есть только катера, привезенные с Земли. Ни одного морского корабля еще не было построено на Рите. И даже верфь не закладывали. И даже порта нет. Его еще только собираются строить, К нему еще только собираются пробивать дорогу. А без кораблей, без плавучих островов и громадных подводных сфер – какое же океанское земледелие? Далеко еще нам до того, чтобы стать морским народом!

...Третий раз уже я на ферме. А на полях – впервые. В первый раз не успел – помешала обезьяна. Вторую свою командировку сюда почти всю просидел в коровниках – там в стенах было много барахливших киберов. И вот только сейчас вырвался на поля, и Зигмунд Коростецкий – невысокий, широкоплечий с могучим, борцовским торсом и громадными, загорелыми ручищами, – возит меня с пульта на пульт, и я записываю его претензии к нашей технике – где что барахлит, где киберы вышли из строя, где для новых устройств приготовлены гнезда.