Александр Студитский - Сокровище Черного моря Страница 65

— Кто знает, — ответил он задумчиво, карстовое[33] строение Яйлы, как вы говорили сами, способствует образованию подземных пещер. Может быть, со временем будет открыт еще не один подземный бассейн с неизвестными до сих пор животными и растениями… Но этот бассейн, мне кажется, заселен по воле человека…

— Что вы имеете в виду?

— Эта водоросль по всем признакам — обитатель теплых морей. Близкие к ней виды не поднимаются в широты, где возможны температуры ниже пятнадцати градусов. И если она выжила в Черном море, то только потому, что нашелся изолированный бассейн, где вода нагрета, по крайней мере, до двадцати пяти градусов. Там какие-то внутренние источники тепла, может быть вулканические. Я уверен, что в этом бассейне и зимой температура не опускается.

— Что же из этого следует?

— Я полагаю, что водоросль была привезена и высажена в этот бассейн человеком, который открыл и хранил его тайну.

Калашник в недоумении посмотрел на Смолина. Тот докурил папиросу и стал одеваться.

— Вчера я получил в руки документ, — продолжал он, застегивая пуговицы на рубашке, — свидетельствующий о том, что Федор Радецкий был первым исследователем, который много лет назад заинтересовался извлечением золота из морской воды. Он нашел золотоносное растение и акклиматизировал в этом подземном бассейне…

— Позвольте, — Калашник был повидимому ошеломлен. — Значит мы нашли…

— Если хотите, — плантацию, искусственную культуру, поставленную Федором Радецким в середине прошлого столетия.

— Через этот проход? — недоверчиво спросил Калашник, кивая на щель, по которой Смолин добрался до подземного бассейна.

— Едва ли. Хотя думаю, что Федору Радецкому он был известен. Но в бассейн проникает свет. Бассейн, несомненно, имеет сообщение с сушей. Эксплуатация колонии, очевидно, осуществлялась через наземный вход в эту пещеру. Думаю, что в те времена — это было перед первой мировой войной — здесь были пустынные места и увозить отсюда груз золотых водорослей можно было не привлекая внимания любопытствующих. А обработка материала производилась, очевидно, в другом месте.

— И вы думаете, что Павел Федорович продолжал это дело? — с интересом спросил Калашник.

— Сомневаюсь. У меня создалась впечатление, что пещера уже не посещается человеком. Думаю, что вход в нее сужен, закрыт или завалился сам. Может быть его засыпало землетрясением двадцать седьмого года[34]. Во всяком случае, его давно бы обнаружили экскурсанты, которые обследуют все здешние места.

Он кончил одеваться и включил мотор.

Лодка скользнула по воде, удаляясь от скал Карадага.

— Каковы же будут наши дальнейшие шаги? — спросил Калашник.

— Полагаю, — ответил, не задумываясь, Смолин, — что следует сейчас же, немедленно связаться с Колосовым и отправиться в Севастополь на поиски старика Радецкого.

Глава 43

ПОБЕГ

Петров потерял счет дням. Утром его накормили все теми же острыми кушаньями с обжигающими горло приправами. Завтрак завершился кувшином холодной воды. Весь день он получал питье вволю. Стоило только постучать в дверь и жестами показать старику, приносившему ему пищу, что хочется пить, как появлялась вода — чистая, холодная вода, прекрасно утоляющая жажду. Но на другой день он воды не получил. Было томительно жарко. Пить хотелось нестерпимо. Он не получал воды и на следующий день. А на рассвете опять появился Смит и человек с бульдожьим лицом.

И снова начался бесконечный допрос.

А затем Петров потерял счет времени. Дни, когда Петрова кормили и поили, чередовались с днями голода и жажды.

Узкая щель под потолком светлела и темнела. И каждое утро Аркадий встречал тоскливым ожиданием предстоящего, допроса.

Вопросы были кратки и неожиданны. Однажды его спросили:

— Вы знакомы с Павлом Федоровичем Радецким?

Петров пожал плечами и ответил:

— Нет.

— Но вы его знаете?

— Да.

— Вы встречались с ним в Феодосии?

— Да. В прошлом году.

Смит пристально смотрел на Аркадия, опустив углы тонких губ и расширяя ноздри ястребиного носа.

— Вам известно, чем он занимался? — спросил он, наконец.

— Кто?

— Радецкий.

Петров поднял на Смита недоумевающий взгляд.

— Нет. Он, кажется… оставил научную работу, — ответил он неуверенно.

Опять наступило молчание.

— Скажите…

Пауза. Петров с напряжением ждал нового вопроса.

— Не приходилось ли вам бывать в Александриаде?

Петров пожал плечами.

— А где это находится?.. Кажется, под Севастополем? Нет, не приходилось.

На этом разговор кончился. Но он возобновился на следующий день такими же быстрыми краткими вопросами. Этих людей почему-то интересовал старик Радецкий. Они всячески допытывались, не имел ли он отношения к работе группы Смолина. Петров попытался было задать наводящие вопросы, чтобы исподволь узнать, что им известно. Но вопросы его остались без ответа.

Мысль о побеге возникла у него совершенно неожиданно.

Как всегда, на рассвете его разбудили. Открыв глаза, он увидел в полумраке ненавистное лицо с ястребиным носом.

— Доброе утро, мой молодой друг, — сказал Смит, любезно улыбаясь.

Это было что-то новое. Петров приподнялся на локте, скинул с плеча руку Смита и с удивлением посмотрел на него.

— Прошу извинить за беспокойство, вкрадчивым тоном продолжал Смит.

— Говорите, что вам нужно, — возмущенно перебил его Петров, — Какие тут к черту извинения!

Смит покачал головой и снова положил руку ему на плечо:

— Ах, какой вы! Впрочем, я вас понимаю. В ваших глазах мы только враги и вы не считаете себя вправе проявить к нам даже оттенок человеческого отношения. А между тем, это единственная почва, на которой мы могли бы договориться.

Он сел на глинобитный пол и обхватил колени руками. Петров слушал его вкрадчивую речь и не понимал, что кроется за этим непривычным обращением.

— Да, да, — продолжал Смит. — Уверяю вас, это единственная почва, благоприятствующая нашим с вами отношениям…

Петров молчал.

— …У нас нет к вам ни малейшего зла. Из нашего знакомства с вами мы хотели бы извлечь только взаимную пользу. Больше того, мы заинтересованы в том, чтобы ваша судьба не мучила нашу совесть.

Петров усмехнулся.

— К чему вся эта комедия? Чего вы, наконец, от меня хотите? — спросил он, поднимаясь и усаживаясь на своей цыновке против Смита.

— Мы хотим отпустить вас и отправить на родину. И не позднее чем завтра в ночь.