Ольга Кузнецова - Медленный солнечный ветер Страница 65

— Подложи ей что-нибудь под голову. — Это был Дарко. Как бы ни сомневался он в том, что Димитрия поступает правильно, в этот раз он был вынужден ей довериться целиком и полностью.

— А? — Задумавшуюся Димитрию клонило в сон. В коматозный сон, каким спят мухи зимой, чтобы наконец позволить себе забыться.

Димитрия быстро начала снимать с себя куртку (все равно она уже ни на что не годилась), все же умудрившись запутаться в двух рукавах. Постелив ее под голову беженке, Димитрия прямо на себе начала рвать и майку. Ей было все равно, что в вагоне было не жарче десяти градусов — события и так разгорячили ее не на шутку. Получившимися жгутами девушка кое-как обмотала кровоточащую голову Хранимиры, но даже когда ей кое-как удалось предотвратить кровотечение, девушка все равно не приходила в себя.

— Когда я была ребенком, — медленно говорила Димитрия то ли беженке, то ли себе, то ли стоящему рядом Дарко, обматывая голову Хранимиры, — я жуть как любила лазить по деревьям. У наших соседей, семейной пары по фамилии Красич, был прелестный грушевый сад с самыми вкусными грушами на свете. Конечно, именно такие груши первым делом погибли после вторжения, но не в этом дело. Так вот однажды я забралась на одну из самых высоких груш — на верхушке деревьев фрукты, как водится, гораздо вкуснее, — но не удержалась и свалилась на землю прямо с шестиметровой высоты. Тогда я хорошенько расшибла себе череп. Врачи сказали, жила бы я лет пятнадцать назад, они бы меня скроить не сумели. А мама тогда впервые сказала мне, что, если я еще раз полезу на дерево, она меня собственноручно с него достанет.

Возможно, Димитрии казалось, но вслушиваясь в эту старую историю, Хранимира постепенно оживала. Ее кожа теплела; веки еле заметно подергивались.

— И ты больше никогда не лазила по деревьям? — спросил Дарко. Навряд ли ему было интересно, но Димитрия тем не менее ответила:

— Конечно, лазила, — фыркнула она. — Как оказалось, моя мама тоже весьма неплохо это умеет.

Глава четырнадцатая

— У тебя такие теплые руки.

Сначала Димитрия подумала, что ей показалось. Она дважды моргнула, чтобы окончательно рассеять остатки сна, а затем слабо улыбнулась.

— Странно, — произнесла она, делая вид, что действительно удивлена. От ее футболки остались одни обрывки, а курткой была накрыта дрожащая Хранимира. У беженки был озноб, и нижняя губа лихорадочно подрагивала. Да, отчасти монашка была зла за Димитрию за то, что та позволила ей выжить, но вскоре обида ушла.

"Господь дал нам еще время. Значит, так надо".

Ни Димитрия, ни Дарко, ни сама Хранимира не знали, сколько в действительности еще было отведено этой беженке. Возможно, день, два, немного больше — если повезет. Никто всерьез не рассчитывал на то, что монашка выберется. И без того уродливая, лишившись правого уха, она превратилась в какую-то обезображенную пародию на человека. На шее у Хранимиры запеклась кровь, все тело ныло. Беженка превратилась в один сплошной синяк, и каждое движение причиняло ей нестерпимую боль.

Синие вены проступили на поверхность. Хранимира теперь больше походила на новорожденного младенца — с такой же полупрозрачной кожей, маленьким ртом и крохотными ладошками, отчаянно хватающимися за воздух.

Димитрия не решалась говорить девушке об ее будущем. Это была тема, которую она предпочитала избегать в их коротких разговорах.

— Мы хотим… поблагодарить тебя, ангел, — наконец произнесла Хранимира, на мгновение крепко прикрыв веки, чтобы хоть как-то заглушить рвущуюся наружу боль. Никакой вирус уже не мог ей помочь облегчить страдания.

— Зови меня просто Димитрия. — Девушка осторожно сжала хрупкую ладонь беженки, давая ей понять, что она рядом и она ее поддерживает.

— Для нас это не имеет никакого значения, — глухо простонала Ранка, вновь приоткрыв глаза. Те участки кожи, которые куртка Димитрии не могла обеспечить теплом, покрылись мурашками. — Вскоре мы прибудем на станцию, и тогда мы сможем помолиться. У тебя ведь с собой наш молитвенник?

Димитрия уже ожидала этого вопроса. Она вложила в раскрытую ладонь Хранимиры заранее приготовленную книжицу, которую, на самом деле, сохранила только ради памяти о беженке. Молиться Димитрия никогда не любила: церковь для нее была сборищем глупцов в карнавальных костюмах. Но если она не считала себя верующей, то это еще не означало, что она презирала таковых. Кто-то ведь должен веселиться на этом празднике, так почему нет?

Почувствовав знакомое тепло кожаной обложки, беженка загадочно улыбнулась, хотя это искаженное выражение лица с трудом можно было назвать улыбкой. Уголки маленького рта медленно поползли вверх.

— Мы знали, что ты сохранишь, — прошептала она. И в этот момент Димитрия действительно почувствовала присутствие рядом с Хранимирой какого-то невидимого духа.

Хранимира говорила "мы", имея в виду себя и Бога. Пронесла ли ее надтреснувшая память сквозь года истинное значение этого слова или нет, по сути, было уже не важно. Важно было другое. Скукожившаяся душа Хранимиры до сих пор оставалась чистой, кем бы она ни была, чем бы она ни питалась. Внутри она до сих пор оставалась той, кого понимала лишь книжка для молитв. Она была все той же Хранимирой, что брала предназначавшийся ей правительством хлеб и делилась им со всей монастырской братией. Для нее это было в порядке вещей — как то, что каждый день из-за горизонта вставало солнце. (Не важно, что солнца уже не было.)

— Мы пересекли границу Сибири, — раздался голос Дарко откуда-то рядом. Хранимире нравился этот мужчина. В отличие от Огнека он не пытался взять то, что ему не принадлежало. Наблюдая за этими двумя, Хранимира заметила, как крепко они были связаны между собой и одновременно как далеки друг от друга, словно разные полюса одного магнита.

Ей нравилось, как они могли сидеть рядом друг с другом — спина к спине, — не говоря друг другу ни слова, и им так, казалось, было вполне комфортно. Каждый был погружен в свои мысли. Невеселые, наверное.

Хранимира смотрела на мир глазами пятилетнего ребенка. Для нее все было устроено просто: Бог — она — и остальной мир. Мир ей нравился такой, каким он был. Похоже, она была последним человеком на земле, который еще верил в приход Христа. Просто антихристов было уже слишком много.

— Ты уже бывал здесь? — поинтересовалась Димитрия у Дарко. Тот с сухим интересом вглядывался в простирающиеся за окном голые земли.