Леонид Шифман - О чем думала королева? (сборник) Страница 67

В данном случае оказывается, что все три вероятности чрезвычайно малы. Настолько, что даже если все известное вещество во Вселенной превратить в обезьян и клавиатуры, то и в этом случае, нажимая на клавиши с частотой смены положения пальцев музыканта, исполняющего «Каприз» Паганини, эти «работники» не выполнят работы за все время, прошедшее от момента Большого Взрыва до наших дней.

Но мы ведь уверены, что полный текст «Мертвых душ» был, уверены мы и в том, что какой-то секретный доклад ЦРУ через пятнадцать лет будет написан! Никто ведь и не требует, чтобы обезьяны написали текст доклада именно на тему израильской бомбы – пусть будет «О положении с демократией в России», или «О людоедстве в Центральной Европе» – любая тема будет зачтена! А уж что касается сценария «Санты-Барбары», то он просто есть и написан супругами Добсонами с десятком «помощников» вовсе не гоголевского масштаба литературного дарования!

Парадокс, суть которого заключается в осуществимости термодинамически невозможных событий, разрешается тем, что в реальности присутствует Сознание – оно и творит «естественно-невозможное».

Говоря современным физическим языком, Сознание «ветвит» реальность, после каждого своего решения попадая в новую «ветвь мироздания» (в учебниках пишут «в новый альтерверс универса»), где это решение оказывается «правильным». Это Мотя знал из уже усвоенного им курса квантовой механики, где имя автора этого открытия – русского физика Менского – было особо почитаемо после имени Хью Эверетта, отца-основателя самой сегодня популярной ее версии – эвереттики.

И еще одно следствие разрешения этого парадокса. Если мы живем в мире, где по телевизору идет «Санта Барбара», термодинамически невозможная в «чисто объективной реальности без присутствия сознания», то нельзя отказать в существовании и другому миру. Тому, в котором определенная последовательность акустических вибраций оказывается «резонансным кодом», инициирующим скрытую структуру некоего Сознания, в результате чего комар, например, начинает плясать Камаринскую под запись ее исполнения Шаляпиным, а Каштанка бросает цирковую карьеру и становится добропорядочной буржуазкой! То есть «объективно реальны» все миры, которые не противоречат действующим в них законам природы.

Другое дело, как конкретное сознание может попасть в разные событийные миры. Здесь квантовая физика скромно склоняет голову перед квантовой историей, которая для Моти, чей склад ума был далек от «гуманитарной парадигмы», оставалась наукой загадочной и непонятной.

Единственное, что он вынес еще из гимназического курса квантовой истории, было правило «фрактального подобия». Его вводили, трактуя крылатое латинское выражение multum in parvo (многое в малом) и известное стихотворение В.Блейка:

В одном мгновенье видеть вечность,Огромный мир – в зерне песка,В единой горсти – бесконечностьИ небо – в чашечке цветка.

Для освежения своих знаний Мотя, конечно же, полез в Интернет и обнаружил там множество материалов, в том числе и доселе ему неизвестную статью Штаппенбека. В ней, в частности, говорилось: «Научная аналогия этому – голографическая модель, в соответствии с которой каждый мельчайший сектор содержит информацию целого. А на вопрос, как взаимодействуют друг с другом различные масштабы, в законе резонанса найдется очень много ответов». Мотя решил, что в данном случае закон резонанса связан с волновым аспектом мультиверса.

Центральной проблемой современной физики является проблема осмысления информационной первоосновы всего сущего. И правило фрактального подобия было «первым приближением», основой построения будущей строгой теории Единства сущностей.

Само же это правило «выросло» из идей Паули и Юнга, выдвинувших в середине XX века понятие синхронистичности – не причинного подобия различных структур.

Как понял это правило Мотя, все структуры в каждой ветви мультиверса являются реализацией некоего единственного для этой ветви «генетического кода». И всякое событие в ней является реализацией этого кода на том уроне реальности, к которому оно относится, и даже бытовые зигзаги частной жизни структурно повторяют катаклизмы исторических эпох.

Поэтому если мы имеем дело с каким-то геном этого кода, определяющим, скажем, семейные отношения в каком-то роде, то эту же информационную структуру можно обнаружить и в общественных отношениях тех социальных групп, к которым принадлежат члены этого рода, и в течении физических процессов окружающего мира – от «непредсказуемых капризов» погоды до «хода странного светил».

Это, кстати, является «историко-физическим» обоснованием для зарождавшейся эвереттической астрологии. Название этой новой дисциплины было связано с «классической астрологией» тем, что в обоих случаях предметом ее интереса была связь явлений астрономических и гуманитарно-исторических. Но по сути их интересовали разные вещи – «классическая астрология» искала причинные влияния первых на вторые, а эвереттическая астрология – проявления изоморфизма.

До сих пор она была далека от круга Мотиных интересов, да и сама, как наука, находилась пока в стадии «утробного развития», не сказав еще даже первого внятного своего «Агу!..». (Что-то совсем зачаточное было у Юнга, но физика в те времена высокомерно не обратила на это внимания.)

Но так получилось, что однажды, из-за начавшего моросить дождика, Мотя отменил намеченную прогулку с девочками к роднику и целый вечер писал статью, в которой предлагал рассмотреть структуру греческой мифологии с точки зрения эвереттической астрологии и попытаться найти конкретные «коды-гены» на примере какого-то определенного мифологического сюжета. Статью он разместил в Интернете и, честно говоря, быстро забыл об этой своей идее.

Все его мысли снова вернулись к Кате. Он почувствовал, что теперь должен принять важное решение.

И вот именно тогда, когда Мотя, наконец, обрел новый душевный строй, в котором Катя стала устойчивым символом и наградой за успехи в его постижении себя и мира, и когда он был готов продолжить столь рискованно-стремительно начавшееся между ними сближение в надежде достичь гармонии не только духовной, но и телесной, судьба поставила его перед новым выбором.

Мотя получил предложение из американского Юго-Западного исследовательского института (SwRI, г. Боулдер, Колорадо) от доктора Алана Стерна приехать к нему и поработать «над заявленной мистером Мордехаем Вануну проблемой эвереттической астрологии».

Доктора Стерна она очень заинтересовала в связи с его собственными исследовательскими проектами, которые финансировались НАСА.