Тим Пауэрс - Ужин во Дворце Извращений Страница 69

— Хорошо. Вернусь к пяти. Ури, если постучат, убедись, что это я, прежде чем открывать, ладно?

— Конечно, конечно.

— Тогда пока. — Барбара вышла, закрыв за собой дверь. Ривас повернулся и посмотрел на Ури. Вид у нее был теперь гораздо лучше, чем прежде, в Шатре Переформирования или во время этого катастрофического ужина; волосы она вымыла, и, похоже, за эти два дня она хорошо выспалась. Ему не требовалось зеркала, чтобы знать, что она смотрится лет на десять моложе его. И все же это была не Ури, не та девушка, о которой он мечтал и которой писал песни все эти тринадцать лет, не та девушка, по сравнению с которой все остальные девушки казались грубыми, бесчувственными и глупыми. И он понял наконец, что разлука с ней была так мучительна для него только потому, что их разлучили силой. Если бы ее отец не выгнал его, она просто стала бы первой его подругой, не более того. Вот на чем строил он всю свою жизнь: на драме несчастной любви… которой, конечно, ничего не угрожает, ибо несчастная любовь не проходит ведь испытания повседневным семейным бытом.

Он вдруг вспомнил, что ему снилось перед пробуждением. Возможно, голос Ури стал причиной того, что ему приснилась та вечеринка в день ее рождения. Она снилась ему и раньше, но всегда он видел ее глазами юного Риваса, по пьяной лавочке тявкающего по-собачьи в кустах. На этот раз он оставался самим собой, сегодняшним, тридцатиоднолетним Ривасом, каким-то образом перенесенным назад по времени и наблюдающим события того разрушительного вечера как бы со стороны.

Он увидел мальчишку — младшего себя самого, бледного, исходящего потом, с отчаянием в глазах, — нетвердым шагом выходящего из дома Бёрроузов и направляющегося к кустам. Потом послышались малопристойные звуки — кого-то рвало.

Пожилая пара вышла из дома подышать свежим воздухом и застыла, услышав эти звуки.

— Господи, Гарри, что это такое? — спросила женщина.

— О, — изобразил на лице терпеливую улыбку мужчина, — это похоже на собаку в кустах. Ничего заслуживающего беспокойства. — Они повернулись и собрались уже уходить.

Но мгновением спустя из-за кустов донеслись новые странные звуки: «Гав! Гав! Р-рр, гав! Вау-у… о Боже, не могу… гав, гав!..»

Урания, ухватившая себе очередной пончик, оглянулась на хохочущего Риваса. Он был слишком слаб, чтобы смеяться громко, но и успокоиться не мог довольно долго.

— Ты смеешься надо мной? — спросила Урания, когда он наконец утих немного.

Он фыркнул и слабой рукой смахнул слезы с глаз.

— Нет, Ури. Над собой. — Он с нежностью посмотрел на нее. — Тринадцать лет прошло, Ури. Ты часто обо мне вспоминала?

— Иногда, — сказала она. — Ну, у меня же дела были. А ты… часто думал обо мне?

Он пожал плечами.

— Мне кажется, часто.

— Хочешь пончик?

— Пожалуй, нет, спасибо.

Тут в дверь громко постучали.

— Пустите меня, быстро! — послышался негромкий, но взволнованный голос Барбары. — Эта шайка покалокас возвращается обратно.

Урания отворила дверь. Барбара ворвалась в фургон и склонилась над Ривасом.

— Можем мы допустить, чтобы это, — она ткнула пальцем в бутылку с кристаллом, — попало к ним?

Ривас мотнул головой, сразу вспомнив про свою беспомощность.

— Нет, этот кристалл — спящий Сойер. Если им удастся заполучить его, он снова оживет.

— Ладно, тогда бежим. — Она повернулась к Урании. — Ури, они нагоняют нас сзади. Помнишь, как сливать масло из фритюрницы?

— Ну, ты показывала мне раз. Надо повернуть…

— Займись этим. Потом возьмешь веник, спрыгнешь и разбрызгаешь им масло по всей ширине улицы.

— Но зачем…

— Быстро, черт тебя подери!

Ури, ворча, ушла в переднюю часть фургона.

— Я-то могу чем-нибудь помочь? — спросил Ривас. Барбара задвинула засов на двери.

— Нет, конечно, — бросила она, едва оглянувшись. Она пригнулась к узкой щели в двери; полоса солнечного света чиркнула по ее гладкой щеке, и Ривас невольно залюбовался ею, забыв даже про свою бесполезность.

Потрясающая реакция на опасность, кретин, одернул он себя, очнувшись.

Запыхавшаяся Урания влезла в фургон со стороны кухни.

— Вот, это все…

— Дай сюда веник, — рявкнула Барбара.

Закатив глаза с видом невинной мученицы, Урания вернулась на кухню. Ривас услышал с улицы приближающийся нестройный топот. Урания принесла с кухни веник, с которого капало и от которого пахло растительным маслом.

Барбара выпрямилась и выхватила венику нее из рук.

— А теперь, когда я скажу: «Давай!», распахнешь заднюю дверь — только сначала щеколду отодвинь — и сразу же беги вперед, хлещи лошадей и тащи нас отсюда побыстрее, все равно куда. Ясно?

— Да, — кивнула Урания, делая шаг к двери и берясь за щеколду.

— Давай!

Щеколда лязгнула, дверь распахнулась, и Ривас, оторвав голову от подушки, увидел на мгновение в проеме перекошенное от боли лицо сестры Сью. В это же мгновение Барбара поднесла веник к свече, и пропитанная маслом солома вспыхнула. А потом фургон дернулся вперед, а Барбара высунулась из двери и швырнула горящий веник на мостовую.

За грохотом колес и стуком собственного сердца он не услышал треска загоревшегося масла, зато услышал вопли удивления, боли и злости. Барбара потеряла равновесие, и ей пришлось вцепиться в дверной косяк. Она повисла на нем, потом он увидел, как напряглись ее загорелые руки и ноги, когда она, подтянувшись, забралась-таки внутрь. Она одарила его несколько натянутой улыбкой и захлопнула дверь.

— Мы от них оторвались, — выдохнула она, — но теперь нам нельзя останавливаться. Они запомнили этот фургон.

— И ручаюсь, одна из них узнала тебя и, возможно, меня, — обрадовал ее Ривас, опуская голову обратно на подушку. — Кажется, вожаком у них сестра Сью.

— Ох! — Она схватилась за край койки, так мотнуло фургон на повороте. На кухне упала на пол кастрюлька. — Ты уверен? Я не успела как следует рассмотреть.

— Боюсь, что уверен.

— Тьфу. Надеюсь, мы все — включая лошадей — крепки как пончики, потому что все идет к тому, что нам предстоит один долгий переезд до самого Эллея. Возражения есть?

Он развел руками.

— Ты командуешь парадом. — Фургон накренился на новом крутом повороте, и на этот раз к звону падающих кастрюль добавились возмущенные крики снаружи. Барбара двинулась было вперед, но задержалась, когда Ривас сказал: «О, еще одно…»

— Ну, что?

— Ты принесла мне пива?

Она нахмурилась, потом полезла в карман юбки.

— Ну, принесла, — буркнула она, доставая бутылку. — Ты пить-то сам сможешь?