Роберт Хайнлайн - Миры Роберта Хайнлайна. Книга 13 Страница 69

Конечно же, Стивенс не стал объяснять всего этого Граймсу. Граймс лишь смутно представлял себе, куда движется прогресс, и следил за развитием ядерной энергетики подобно тому, как его дед следил за развитием авиации. У него на глазах линии высоковольтных передач перестали подпирать небо: люди позарились на медь проводов; улицы Манхэттена разрыли вдоль и поперек, чтобы достать из земли толстые кабели. Он мог бы даже вспомнить свой первый личный радиотелефон, по неизвестной причине снабженный двумя наборными дисками, который вместо соседней закусочной набирал номер некоего адвоката в Буэнос-Айресе. После этого ему две недели удавалось связаться со своими соседями, лишь переведя разговор из Южной Америки, пока, наконец, не выяснилось, что разгадка состоит в том, каким диском пользоваться в первую очередь.

В те времена Граймс еще не признавал новый стиль в архитектуре. План Лондона мало его привлекал. Он любил, чтобы дома стояли над землей, у всех на виду. Но когда появилась необходимость расширить служебные помещения, ему пришлось сдаться и отправиться под землю, не столько из-за дешевизны, удобства и общей практичности жизни в благоустроенном подземелье, сколько потому, что в нем уже тогда поселилось беспокойство относительно последствий облучения. Земляные стены новой резиденции покрывал слой свинца, крыша была вдвое толще обычной. Никакое другое убежище не могло защитить от радиации лучше этой норы.

— …И главное здесь в том, — говорил Стивенс, — что передача энергии транспортным средствам стала дьявольски неустойчивой. Не настолько, конечно, чтобы остановить движение, но достаточно, чтобы мы забеспокоились. За последнее время случилось несколько очень неприятных происшествий. Боюсь, информация о них скоро станет общеизвестной. Я должен что-то сделать.

— Почему ты?

— Почему я? Не глупи, док. Во-первых, я инженер по транспортным средствам из САЭК и, значит, могу остаться без работы, если дела пойдут плохо. Кроме того, сама проблема также вызывает беспокойство. Хорошо отлаженный механизм должен работать в любых условиях и в любое время. И тем не менее произошли аварии, в причинах которых мы не можем разобраться. Наши физики-теоретики почти совсем запутались.

Граймс пожал плечами. Стивенса разозлил этот жест.

— Ты, кажется, недооцениваешь всей важности проблемы, док. Ты хоть представляешь, сколько энергии потребляют транспортные средства? Если учесть частные и коммерческие автомобили, прибавить сюда общественный транспорт, то окажется, что Северо-Американская энергетическая компания поставляет более половины энергии, потребляемой на континенте. Мы не имеем права ошибаться. И не забудь наш филиал, который снабжает энергией город. Причин для беспокойства нет — пока. Но страшно даже подумать, что случится, если энергосистема города откажет.

— Я могу дать тебе совет.

— И какой же?

— Выбросьте вы весь свой хлам. Вернитесь к паровым машинам и двигателям внутреннего сгорания. Перестаньте убивать себя этой чертовой радиацией.

— Совершенно невозможно! Ты не знаешь, о чем говоришь. Чтобы совершить такие изменения, нам понадобилось бы не менее пятнадцати лет. У нас нет пути назад, Гас! Если СЛЭК закроет свою лавочку, половина населения на северо-западном побережье умрет от голода, не говоря уж о внутренних штатах.

— Гм. Я могу лишь сказать, что такой исход лучше, чем медленное отравление радиацией, какое происходит сейчас.

Стивенс с раздражением отверг этот довод.

— Знаешь, док, ты можешь и дальше петь свои старые песни, только не заставляй меня с ними считаться. Никто, кроме тебя, не видит в радиации ничего опасного.

Граймс постарался смягчить тон разговора.

— Дело в том, сынок, что они не там ищут. Ты знаешь, какой в прошлом году был рекорд по прыжкам в высоту?

— Я не интересуюсь спортом.

— А надо бы. Рекорд понизился до семи футов двух дюймов. Так прыгали лет двадцать назад, и с тех пор результаты постоянно снижаются. Попробуй сопоставить спортивные достижения с ростом радиации — искусственной радиации. Ручаюсь, результаты сильно тебя удивят.

— Ерунда. Все знают, что люди потеряли интерес к тем видам спорта, которые требуют слишком большого напряжения сил. Культ силы исчерпал себя и умер. Наша культура стала гораздо более интеллектуальной.

— Интеллектуальной, говоришь? Да люди перестали заниматься теннисом или другими подвижными играми только потому, что они постоянно утомлены. Ты посмотри на себя. Ходишь, как сомнамбула.

— Не зли меня, док.

— Извини… Однако происходит явное искажение природы человека. Если бы существовала нормальная статистика по этому поводу, я смог бы представить доказательства, но и без этого любой хоть сколько-нибудь понимающий врач легко заметит ухудшение, если только у него есть глаза и он еще не окончательно сроднился со своими мудреными инструментами. Я пока не могу выяснить причину изменений, но голову даю на отсечение — все дело в ваших дешевых игрушках!

— Не говори ерунды. Уровень радиации постоянно измеряется в биолабораториях. Мы же не дураки и не жулики.

— Может быть, вам пока не хватает времени. Я ведь говорю не о нескольких часах и не о нескольких неделях. Речь идет о кумулятивном эффекте многолетнего облучения живых тканей элементарными частицами. Какие тут могут быть последствия?

— Думаю, никаких.

— Вот именно что думаешь! И никто не пытается провести исследование. К примеру: какое воздействие оказывает солнечный свет на силикатное стекло? Ты, конечно, сразу скажешь «никакого», однако вспомни, что происходит со стеклом в пустыне.

— Оно становится бледно-голубым. Это я знаю.

— При этом бутылка окрашивается в пустыне всего за несколько месяцев. А ты когда-нибудь замечал, какие стекла в старых домах на Бикон-Хилл?

— Я никогда не был на Бикон-Хилл.

— Тогда я тебе скажу: точно такие же. Только в Бостоне на это уходит больше века. А теперь поведай мне, многомудрый физик, можно ли уловить изменения, происходящие со стеклами на Бикон-Хилл?

— М-м… Скорее всего, нет.

— Но в нашем случае происходит то же самое! Кто-нибудь пытался проанализировать изменения, произошедшие в тканях живого человека в результате воздействия на них ультракоротковолнового излучения?

— Никто, но…

— Никаких «но». Мое предложение, может быть, рискованно, однако оно основано на фактах. Ошибаюсь я или нет, но одно могу сказать точно: с тех пор как я приобрел привычку носить просвинцованный плащ, я чувствую себя гораздо бодрее.

Стивенс решил, что ему лучше уступить.