Цветы зла. Безумная ботаника. 1894-1911 - Реми де Гурмон Страница 7

— Этого не произойдет, — заверил я их, принимая спокойный и уверенный вид. — Такого никогда не бывает, если растение развивается стремительно, как... как грибы. Вскоре оно высохнет на глазах и отпустит людей. Я не думаю, что они на самом деле ранены, только испуганы. Примерно через час вы будете возвращаться домой и смеяться над случившимся; а я буду благодарить нашу... грибницу за приятное знакомство. Я считаю все это маленькой вечеринкой-сюрпризом.

Девушка вытерла глаза и выдавила из себя улыбку.

— Пусть будет маленькая вечеринка-сюрприз, — согласилась она. — Чем вы собираетесь нас развлекать, мистер Адамсон? Я видела ваше имя на дверной табличке.

— Генри Адамсон, — сказал я. — Я к вашим услугам, мисс

Вива. У меня есть карты, но...

Я с сомнением замолчал. Ее мать подняла дрожащую руку, а отец покачал головой.

— Никаких дурацких игр, — сказал он. — Будем беседовать.

Мы с Вивой нашли в себе силы лишь на отрывистые фразы, а ее мать и отец отделывались односложными словами. Все продолжали поглядывать на окно, но в течение почти часа ни у кого не хватало смелости поднять жалюзи. Потом мы открыли окно и выглянули наружу. Трава достигала шести футов в высоту под окнами и была еще выше на Стрэнде. Отростки заплели конку, стоявшую внизу. Если внутри и были люди, они также оказались в плену.

— Кажется, это не больно, — сказал я. — Теперь уже не слышно криков.

Я вздрогнул, как только произнес это.

— Криков не слышно, — повторила Вива. — Я думаю, они... они все...

Ее голос сорвался. Отец резко захлопнул окно и оттащил ее в сторону.

— К утру все закончится, — заявил он, — как... как сказал наш друг. Боюсь, нам придется воспользоваться вашим гостеприимством на ночь, мистер Адамсон.

— О, вы вовсе не навязываетесь, — заверил я его. — Не могу выразить, как я рад вашей компании.

Мы соорудили кушетку для дам, положив несколько каминных ковриков на стол в комнате клерков и постелив на них два моих ковра. Мы с мистером Бейкером задремали в креслах у камина в моем кабинете. Ближе к утру я заснул более крепким сном. Когда я проснулся, он уже поднял жалюзи.

— По меньшей мере пятнадцать футов в высоту, — сказал он мне. — На полпути к окнам второго этажа. Да поможет нам Бог!

Я присоединился к нему и увидел, что проезжая часть заросла морем серых сорняков. Они были похожи на каучуковый тростник. Самые большие отростки были толщиной с мой мизинец, а выпуклости — размером с терносливы. Мы открыли окно и прислушались. Вскоре смотритель распахнул окно в доме напротив и позвал свою жену.

— Какое веселье, Мэри, — крикнул он со смехом. — Камыши растут прямо на улице! Сегодня нас не будут донимать клерки.

Женщина присоединилась к нему, и они вместе рассмеялись, радуясь выходному дню. Они отнеслись к происшедшему как к шутке и, очевидно, не поверили нам, когда мы рассказали им об ужасных событиях предыдущей ночи. Мы закрыли окно и позвали дам. Я заварил чай на своей горелке, и мы позавтракали бисквитами. Дамы избегали подходить к окну, и я тоже, но мистер Бейкер выглядывал каждые несколько минут. Всякий раз он шептал мне, что трава продолжает расти. Миссис Бейкер, казалось, была в ступоре, но Вива изо всех сил старалась подбодрить нас. Она напевала себе под нос обрывки песенок, пока мыла чайные чашки, и даже сказала, что все это очень забавно. Ее губы задрожали, когда я укоризненно посмотрел на нее.

— Мама так нервничает, — прошептала она. — Мне приходится притворяться, чтобы приободрить ее. Как вы думаете, оно будет... и дальше расти?

— Одному Богу известно! — сказал я. — Но вы очень храбрая.

После этого мы с ней сидели у окна, наблюдая, как усики разрастаются, беспрестанно цепляясь за воздух. Сперва я подумал, что они колышутся на ветру, но никакого ветра не было. Кроме того, в их движениях чувствовалась неописуемая целеустремленность. Несколько длинных ветвей поползли к окну напротив. Они перестали раскачиваться и настойчиво давили на стекло, пока, наконец, не высадили его с глухим треском. Миссис Бейкер упала в обморок, и муж перенес ее на диван. Вива вцепилась в мою руку. Злобные отростки кусок за куском выламывали оконную раму и медленно расползались по комнате, обвиваясь вокруг столов и стульев.

— Если бы там кто-нибудь был! — хрипло воскликнула Вива. — Если... если...

Она посмотрела на меня округлившимися от испуга глазами.

— Наверное, они... э-э... власти... что-то делают, чтобы остановить это, — сказал я. — Как бы выяснить? Я попробую телефон.

После нескольких телефонных звонков мне ответил девичий голос. По словам девушки, она и пятеро других людей провели всю ночь на бирже. Они поддерживали связь с полицией и правительственными учреждениями. С прошлого вечера на улицы вывели солдат; те пробились от казарм Челси до Виктория-стрит, а по ней почти до Вестминстерского моста. Солдаты намеревались добраться до Уайтхолла и Стрэнда, но трава росла почти так же быстро, как ее вырубали, и одолела многих из них. Более сотни человек были раздавлены насмерть; послали за взрывчаткой, чтобы попытаться расчищать путь взрывами в качестве последнего средства. По телеграфу сообщили, что растение было замечено по всей Англии и на континенте. Оно также поднималось со дна моря. Пролив местами зарос, и отростки травы опутали несколько судов в виду побережья.

— Оно разумное! — взвыла девушка. — Разумное! Его глаза наблюдают за нами через окна! (Выпуклости были похожи на глаза.)

Я еще несколько раз пробовал звонить по телефону, но никто не отвечал. К часу дня трава уже затянула окна третьего этажа. Самые толстые отростки были диаметром с флорин, а выпуклости по размеру и форме напоминали чрезвычайно крупные сливы. Стебли и выпуклости, казалось, состояли из единого однородного материала. Не было видно ни листьев, ни плодов, ни цветов, но от основных стеблей начинали прорастать ветви. На первый взгляд, стебли не сообщались друг с другом; но, согласно заметкам профессора Ньютона, коммуникация несомненно имела место в корнях, которые сплетались так, что образовывали гигантскую нервную систему или мозг.

Мы перекусили чаем с бисквитами. Миссис Бейкер словно оцепенела от ужаса, а ее муж, очевидно, был охвачен тревогой за нее и почти не разговаривал. Мы с Вивой попытались заговорить