Соло Белой вороны - Екатерина Владимировна Некрасова Страница 7

…оказался еще не в этом. Кроме ДНК, находящихся в хромосомах, у человека есть так называемые митохондрические ДНК. Они рассеяны в цитоплазме клеток и наследуются всегда от матери — только от матери. А у Ромки (к тому времени у него уже было имя) и этот набор генов оказался сборным — из тех же двух.

Матери у него не было. Если судить по анализам. Одно слово — Роман.

Знакомый научник клял изношенное оборудование и недостаток госфинансирования. «Рюриковичи мы», — смеялся Эдик, показывая Юке ветвистые, как генеалогические древа, схемы подкидышева генотипа. «Господи, — брякнула Юка. — А если из него монстр какой-нибудь вырастет?» «Монстра — убью, — ответил Эдик. Спокойно. И, помедлив, снова усмехнулся. — Но пока по всем данным это типа совершенно нормальный ребенок.»

…А теперь прошел год.

Ноябрьское утро — солнечное, голубое, прозрачное, подернутое хрусткой ледяной корочкой… Перекатывался за зубами леденец от кашля — ментоловый; в свое время ей показывали даже Ромкино свидетельство о рождении. В графе «мать» — прочерк, в графе «отец» — Бирцев Эдуард Сергеевич. Должно быть, как более сознательный… или более материально обеспеченный?

Как им все-таки это удалось, интересно. Это на мать без отца ребенка запишут без вопросов, а на отца без матери…

— А мы уезжаем, — сказал Рогволд; она не сразу поняла, кто говорит и о ком.

Вскинула голову.

— Вы?

Под распахнутой курткой — узкий, по моде, двухцветный — точно пополам — свитер; правая половина в цвет волос, левая — болотно-зеленая, в цвет глаз. Чуть сощуренных, насмешливых глаз…

А ведь он понимает. Он далеко-о не дурак, этот вечно молчащий парень…

Эдик развел руками — шутовски виновато; теперь она смотрела только на него.

— В Германию, — подтвердил он. — Втроем.

Зависла пауза — долгая, как жизнь.

— И что ты там будешь делать… в Германии?

— Я в Германии? Женюсь.

Она вытаращила глаза. Он ухмылялся. И тут до нее дошло.

…Она все-таки расплакалась. Нервы сдали. И Эдик все-таки обнял ее — прижал к себе, к своей куртке…

— Бедный Ванька, — она всхлипывала, уткнувшись в шершавую, пахнущую морозной свежестью ткань. — Чужой уголь… — шмыгнула носом, — чужие дети… Зачем все это было?

Руки Эдика лежали у нее на плечах.

— Откуда я знаю?

…И все-таки она написала этот рассказ.

© Сефирот, 28 июня — 4 июля, 30 августа — 5 сентября 2002 г.