Джеймс Данливи - Рыжий Страница 7

В пивную с чучелами лис и комнатными растениями. Порыжевший, почти коричневый пол в уютном закутке рядом со стойкой. Дотягивается до звонка и надавливает на него. Из-за двери выглядывает простое молодое лицо.

— Доброго вам утра, мистер Дэнджерфилд.

— Чудесное весеннее утро. Двойную и немного курева.

— Разумеется, сэр. Что-то вы сегодня рановато.

— Небольшое дельце.

— Дела всегда найдутся, не правда ли?

— О, да.

Превосходные словесные формулы. Их следует поощрять. Слишком многие хотят быть чертовски оригинальными. Выдумывают затейливые словечки даже тогда, когда хватило бы набивших оскомину банальностей. Напрасные муки творчества. Если уж Мэрион угодно возвести на меня чудовищные обвинения в том, что я потратил деньги, предназначенные для оплаты счета за молоко, что ж, пусть говорит все, что ей вздумается.

Из бесшумно открывшейся двери кухни появляется подносик.

— Записать на ваш счет, мистер Дэнджерфилд?

— Будьте добры.

— Погода отменная, а выглядите вы просто замечательно.

— Спасибо. Я и в самом деле себя прекрасно чувствую.

Такие минуты должны сохраняться в памяти. Я бы хотел, чтобы в гости ко мне приходили друзья, может быть, чтобы у меня был даже кабинет, в котором я бы угощал их коктейлями, но все в рамках приличий, без всякой пошлости. Мэрион могла бы готовить премиленькие бутербродики. С оливками. А на лужайке игрались бы детишки. И чтобы у меня была комната, обставленная в стиле этой пивной. На каминной полке лиса и предметы, необходимые при погребении. Земля уходит у меня из — под ног. И я стараюсь сохранить друзей, фотографии и письма. И самого себя. А женщины крадут деньги для молодых любовников. И рыдают над каждой банкнотой, усевшись морщинистым задом на деревянный стул с розовой обивкой. Стать любовником жены, которой перевалило за пятьдесят. Находятся парни, которые их ищут. О’Кифи это подошло бы. Правда, он может струсить. Образованный человек, но недотепа. А теперь нужно получить чек. Мне нужны доллары. Тысячи долларов. Чтобы они облепили меня с ног до головы, а заодно и мою привередливую душонку.

— До свидания, до свидания.

— Всего доброго, мистер Дэнджерфилд. Удачи.

По Стыковочному Мосту. По клочкам разодранных газет и сквозь толпу беззубых стариков, дожевывающих свои последние деньги. Я знаю, что в те времена, когда вы ходили в подмастерьях, вам случалось пользоваться уважением. Вскоре вы предстанете перед Богом. Он будет шокирован. Но там, на небесах, вы будете счастливы, джентльмены. Ведь там все белое и золотое. И небо, как лампы дневного света. И когда придет ваш черед, вы отправитесь туда в третьем классе, паршивцы.

По площади Мэррион. Это богатый квартал. Легонько потирает руки. На здании американский флаг. Это мой флаг. Он означает машины, деньги и сигары. И я не позволю его оскорблять.

Вверх по винтовой лестнице. Большая черная дверь. С уверенным видом в приемную, в которой работают ирландки среднего возраста и достатка. Они измываются над несчастными ирландцами, отправляющимися за океан. Чтобы те впервые в жизни ощутили горечь унижения. И заискивают перед выпускником университета одного из среднезападных штатов, который суетится среди них.

— Будьте добры, скажите мне, поступили ли уже денежные переводы?

— Вы ведь мистер Дэнджерфилд, не так ли?

— Да, это я.

— Да, переводы уже пришли. И ваш тоже где — то здесь. Однако разве не существует договор с вашей супругой? Не думаю, что смогу отдать его вам без ее разрешения.

Дэнджерфилд начинает испытывать раздражение.

— Если вы не возражаете, я получу свой чек прямо сейчас.

— Извините, мистер Дэнджерфилд, но у меня есть указание — не выдавать вам чек без согласия вашей жены.

— А я вам говорю, что возьму свой чек сейчас же!

Дэнджерфилд поджимает губы. Дама немного взволнована. Стерва.

— Извините, но я должна посоветоваться с мистером Моргом.

— Ни с кем вы не будете советоваться.

— Извините, но я спрошу совета у мистера Морга.

— Что?!

— Не забывайте, что именно мне поручено заниматься выдачей чеков.

Кулак Дэнджерфилда со свистом рассекает воздух и с грохотом обрушивается на ее стол. Она подпрыгивает. Лицо ее уже не кажется столь упрямым.

— А я говорю — ни с кем вы советоваться не будете, и, если я сию минуту не получу свой чек, то обвиню вас в краже. Вы меня понимаете? Я говорю достаточно ясно? Я не потерплю, чтобы ирландская деревенщина вмешивалась в мои дела! Об этом инциденте будет сообщено в соответствующую инстанцию. Я получу сейчас же свой чек, и довольно глупостей!

Секретарша сидит с открытым ртом. Она колеблется, но страх заставляет ее отдать белый конверт. Красные глаза Дэнджерфилда прожигают ее насквозь. Дверь в коридор распахивается. Несколько унылых субъектов, наблюдавших за этой сценой, спешат снова усесться на свои стулья и аккуратненько прикрыть шляпами сложенные на коленях руки. И заключительное заявление Дэнджерфилда.

— И когда, черт побери, я приду сюда в следующий раз, я хочу, чтобы мой чек мне вручили сразу, без всякой канители!

Из двери доносится голос, типичный для среднезападных штатов.

— Чем ты недоволен, дружище?

— Трудли-тудли.

— Что?

Дэнджерфилд неожиданно зашелся от смеха. Повернувшись на каблуках, он распахнул дверь в стиле эпохи короля Георга и запрыгал вниз по ступенькам. На противоположной стороне улицы сочная зелень парка. Сквозь верхушки деревьев виднеются красные кирпичные здания. Дорожки выложены гранитными плитами. Массивными и в то же время нарядными. Неотесанная кельтская морда! Я истинный христианин, но наглость следует пресекать. При необходимости — кулаками. Тогда люди начинают добросовестнее относиться к исполнению своих служебных обязанностей. Именно так! Попозже загляну в ломбард и куплю французский рожок, чтобы играть на нем на Балскадунской горе. В четыре часа утра. А не заглянуть ли в этот премиленький домик со старинными окнами?

В пивной царит приятный полумрак, в котором витает дух познания. Ведь она находится на задворках Тринити-Колледжа. И здесь я ощущаю близость науки и студентов, которые сейчас, однако, не могут пропустить глоток-другой живительной влаги. Впрочем, может быть, я преувеличиваю значение здешней атмосферы.

Деньги нужно тщательно спрятать. Меня окружает радостный мир: старые улицы и дома, крики новорожденных и улыбчивые, довольные рожи участников траурной процессии. По улице Насау носятся американские машины и бывшие офицеры индийской армии в твидовых костюмах, пошатываясь, бредут в респектабельный клуб на улице Килдари, чтобы пропустить утренний стаканчик виски. Здесь собирается все общество. Женщины из фоксрока, словно отмеченные печатью богатства, с аккуратными задницами и стройными ножками, и не распухшими, как у других, коленями, жеманно семенят в дорогих туфлях, направляясь в кофейни и на выставки живописи. Я не могу на. них насмотреться. Еще и еще. Хочу, чтобы и Мэрион стала одной из них. Буду зарабатывать деньги. Да, буду. И пусть светит солнце. А Иисус пусть позаботится о противозачаточных средствах. Хорошо, что вокруг Тринити такая высокая железная ограда. Мир воскресает. Желтые флаги развеваются на фоне неба исключительно для меня, Себастьяна Буллиона Дэнджерфилда.