Анатолий Днепров - НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 2 Страница 7

Окончив писать автобиографию, Хейнс сообщил об этом человеку в солнечных очках. Тот взял тетрадь и снова появился через сутки. Он заявил, что работой доволен и что хотел бы уточнить несколько деталей. Не может ли он, Хейнс, вспомнить улицу и номер дома, в котором жил он и его родители в маленьком городке в Западной Белоруссии, до ее присоединения к Советскому Союзу? Хейнс сделал добавление, удивляясь, почему этих людей могут интересовать такие мелочи. Он ждал, что ему скажут что-нибудь о его будущей научной работе.

Однажды к нему пришел все тот же очкастый господин и дал ему еще одно литературное задание: написать все, что ему известно о русских работах, имеющих отношение к проекту «Омега». «Началось!» — решил про себя Хейнс и с жаром принялся за работу.

Он подробно и, по возможности, популярно изложил содержание работ русских специалистов по ядерной физике, статьи, которые он переводил на немецкий язык для доктора Роберто. Он указал, что еще в 1939 году русские физики произвели расчет критической массы урана. Он упомянул об экспериментальных исследованиях русских ученых, наблюдавших самопроизвольное деление ядер тяжелых химических элементов задолго до Отто Ганна. И особо остановился он на любопытных ядерных частицах мезонах, которые были открыты в космических лучах лабораторией на Кавказе.

Когда его записка была прочитана, к нему явился «хозяин» этой таинственной организации, майор Сулло.

Это был низенького роста мужчина с весьма тощим телом и с непомерно широкими плечами и длинными руками. Сзади он напоминал гориллу. Ходил он, покачиваясь из стороны в сторону, низко опустив руки. Самым страшным у Сулло было лицо. Оно как бы состояло из двух частей. Нижняя часть представляла крохотное, почти детское личико с маленьким носом, ртом и подбородком, собранными вместе в недоразвитый комок. Над близко поставленными колючими глазами нависала вторая часть — огромный, уродливой формы череп, выдвинутый вперед, поросший жидкими рыжими волосами, сквозь которые виднелось розовое темя. Волосы почти сливались с редкими бровями, так что лба у майора фактически не было. Когда он говорил, медленно, с трудом произнося каждое слово, из его крохотного ротика выталкивались звуки, похожие не то на кваканье лягушки, не то на спазматическое икание.

Сулло, казалось, наслаждался тем, что Хейнс боялся его уродства. Он нарочно придвигался к нему близко или внезапно наклонялся вплотную к его лицу и улыбался какой-то отвратительной улыбкой.

— Из всего, что мы прочитали, нам стало ясно, что вы нам подойдете, — сказал Сулло.

— Я очень рад, господин майор.

— Мы тоже, — сказал Сулло, продолжая улыбаться и жевать.

— Что же теперь я должен делать, господин майор? — спросил Хейнс, глядя в сторону.

— Учиться, господин Хейнс, — ответил Сулло.

— Разве моих знаний недостаточно? — спросил Хейнс сдавленным голосом.

Сулло снова наклонился к нему и прошипел:

— Нет.

Хейнс отшатнулся. Он сидел в неестественном положении, запрокинув голову и изогнув спину.

— Придется учиться многому.

— Вы хотите использовать меня на работе, аналогичной той, которую я выполнял у Роберто?

— Не совсем. Нам это не нужно.

С этими словами Сулло встал и, не оглянувшись, вышел из комнаты.

На следующий день в долину пришел автобус с пятью пассажирами в гражданской одежде. Их сопровождали двое военных. Хейнс выбежал из дому и пошел к ним навстречу. Однако один военный поднял руку и дал знак, чтобы он не приближался.

О Хейнсе все забыли. Чтобы убить время, он сидел на камне возле озера и смотрел то на коттедж с новыми поселенцами, то на перевал. Однажды к нему пришел фотограф и несколько раз его сфотографировал.

Настоящий кошмар в жизни Хейнса наступил после того памятного дня, когда снова появился Сулло и начал говорить, подчеркивая каждое слово:

— Нам, Хейнс, нечего играть с вами в прятки. Мы знаем, кто вы такой. Мы знаем, что кроме своей научной, так сказать, деятельности, вы занимались и другой деятельностью. Все ваши доносы на сотрудников лаборатории доктора Роберто в наших руках. Это был бы очень хороший материал для обвинения. Нам также известны и некоторые ваши операции в Западной Белоруссии во время оккупации. Этим могут заинтересоваться русские. Не правда ли, вам будет приятно с ними встретиться?

Хейнс онемел.

— В вашем положении необходимо быть весьма лояльным и покорным, да, именно покорным, — продолжал Сулло. — Иначе дело для вас кончится плохо. Кстати, только за участие в работе Отдельной лаборатории ваши друзья Мюллер и Родштейн, которых мы сочли нужным передать русским, повешены. Их даже не судили.

— Повешены? — прошептал Хейнс. В желудке у него похолодело, будто туда влили жидкого воздуха.

— Да, мой дорогой. Их преступление по сравнению с вашими — невинная шутка…

— Что я должен делать… — прошептал умоляюще Хейнс, схватив Сулло за рукав. — Скажите мне, что я должен делать, и я буду делать все! — Он весь затрясся.

— Пока вы с нами, вам ничто не угрожает. Если вы станете с нами сотрудничать, вас ждут почести и награды. Но вам будет нелегко. Как ни странно, но самое для вас безопасное — поехать в Россию.

— Что?! — в ужасе закричал Хейнс — Поехать в Россию!

— Да, — Сулло гадко улыбнулся. — Пожалуйста, не пугайтесь. В качестве первого задания я вам предлагаю забыть ваше имя и фамилию и свыкнуться с другой. Вот здесь все написано.

Сулло протянул Хейнсу бумажку, которую тот взял дрожащими руками.

Когда майор вышел, Хейнс долго еще сидел, ничего не соображая. Потом схватился за голову и начал громко всхлипывать.

РОЗА И МАРИЯ

— Джин, идем выкупаемся, пусть Кроу подежурит у телефона.

Джин Стокинк и Хуан Родорес вышли. Из двери и окон времянки на глубокий песок ложились резко очерченные полосы света. Отойдя несколько метров от дома, оба совершенно потерялись в темноте. Они шли на едва слышный шорох моря.

— Если этот остров назвали Лас Пальмас только из-за этих двух пальм на берегу, то я уверен, что открывший его испанец обладал огромным воображением, — проворчал Стокинк. Уж очень его раздражала пустота вокруг.

— Говорят, что раньше их было здесь много. Потом их вырубили.

— И ты говоришь, что всех туземцев отсюда выселили?

— Да. Саккоро предложил им перебраться либо на остров Пуэрто Рондо, или еще южнее, на острова Сойд. Вчера на рейде Сардонео стоял большой пароход, на который погрузили последних островитян.

Они приблизились к берегу моря, и стало прохладнее. Глаза привыкли к темноте. На черном небе виднелись редкие звезды и на их фоне величавые силуэты двух пальм. Кто-то когда-то эти две одинокие пальмы назвал Роза и Мария. Они, эти пальмы, были известны на всех островах, их знали в «столице» архипелага, в деревушке Падре на острове Овори. Часто вместо «Лас Пальмас» говорили «Роза-Мария».