Владимир Ильин - Его борьба Страница 7

– Господа судьи, – сказал он, поднимаясь со своей жесткой скамьи, – я хотел бы сделать очень важное заявление! Прошу слова!

Председатель запнулся на полуслове. Было очевидно, что непредвиденный демарш подсудимого застал его врасплох. Настолько, что он принялся шепотом совещаться со своими коллегами.

– Я протестую, высокий суд! – тем временем выкрикнул обвинитель. Голова его задергалась так, что казалось, еще немного, и она сорвется с плеч и покатится по паркетному полу. – Это нарушение процедурного регламента!

Судьи наконец закончили совещаться, и председатель откашлялся.

– Суд считает, что, ввиду особого характера данного дела, из правил судебной процедуры можно делать исключения, – объявил он, не глядя на обвинителя. – Сколько времени вам необходимо, подсудимый?

– Три минуты! – по-военному отчеканил Адольф.

– Хорошо, – пожал плечами председатель. – Мы вас внимательно слушаем.

Прежде чем говорить, Адольф привычно сцепил кисти рук перед собой, словно прикрывая пах от возможного пинка, и сдвинул белесые брови.

– Мое заявление заключается в следующем, – начал он гортанным и чуть хрипловатым от волнения голосом. – Я имел возможность бегло ознакомиться с материалами так называемого Нюрнбергского процесса, в ходе которого военному суду был подвергнут ряд моих бывших подчиненных. Всем им вменялось в вину совершение преступлений против мира, военных преступлений, преступлений против человечности, а также участие в осуществлении общего плана или заговора для совершения этих преступлений. Как вам, должно быть, известно, Международный военный трибунал констатировал, что все они участвовали в планировании, подготовке, развязывании и ведении агрессивных войн в нарушение международных договоров, соглашений и обязательств. Многие из тех, кто оказался тогда на скамье подсудимых, были признаны виновными в убийствах и жестоком обращении с военнопленными и гражданским населением, в угоне мирных жителей в рабство. – (Председатель предупреждающим жестом поднял было свой молоток, но Адольф жестом показал, что он уже переходит непосредственно к делу). – В итоге подавляющее большинство из них понесли справедливое наказание за то, что на протяжении многих лет попирали все нормы права и морали. Всему миру известно, что нацистская партия, являвшаяся правящей и единственной партией в Германии с 1933 года, стала идейным подстрекателем вышеупомянутых преступлений. Остается спросить: кем был в Германии Адольф Гитлер? С 1921 года он единолично руководил национал-социалистической партией, присвоив себе титул ее фюрера. Более того, с 1933 года он единолично осуществлял и всю полноту власти в стране, являясь главнокомандующим вооруженными силами и фюрером всей Германии!.. Разве не ясно следует отсюда, что как единоличный правитель он должен нести всю ответственность за то, что творилось в период его власти в стране и на территориях, оккупированных Германией? Разве требует доказательства тот факт, что именно он явился непосредственным инициатором развязывания агрессивных войн против соседних государств с целью их захвата? И разве не было уже доказано на Нюрнбергском процессе, что процесс массового истребления евреев, славян и многих других национальностей был задуман и начат именно им, Адольфом Гитлером?

В этом месте Адольф сделал эффектную паузу и, глядя поверх голов судей, спокойно продолжал:

– Нюрнбергский процесс длился почти год. В его рамках было проведено свыше четырехсот судебных заседаний. Так зачем же вам терять столько времени на переливание из пустого в порожнее, если истина очевидна еще ДО судебного разбирательства?! Что толку напрасно марать бумагу никому не нужными протоколами и затрачивать массу энергии, которая может пригодиться для других, действительных, а не фиктивных целей?.. – Он неожиданно подался всем корпусом вперед и возвысил голос почти до крика: – НЕ ДЕЛАЙТЕ ЭТОГО! Я УЖЕ ЗНАЮ, КАКИМ БУДЕТ ВАШ ПРИГОВОР ПО МОЕМУ ДЕЛУ, ТАК ОГЛАСИТЕ ЖЕ ЕГО ПРЯМО СЕЙЧАС, БЕЗ БЮРОКРАТИИ И ПРОВОЛОЧЕК! Я НЕ ПРОШУ ВАС О МИЛОСТИ И СОСТРАДАНИИ. Я ПРОШУ: ПРОЯВИТЕ РАЗУМ И ПОНИМАНИЕ!..

Он умолк, вцепившись пальцами в барьер и ощущая, как струйки пота противно сбегают по коже под одеждой. Как бывало и прежде, после подобных колоссальных затрат нервной энергии, тело его ослабло, а ноги отказывались слушаться.

В зале и раньше было тихо, а теперь тишина стала абсолютной.

На несколько мгновений члены суда словно оцепенели в своих креслах. Даже охранники – и те застыли неподвижно, устремив взгляды на Адольфа.

– Постойте, постойте, – наконец возмущенно произнес председатель. – Что вы такое говорите, подсудимый? По-вашему, мы собрались здесь, чтобы напрасно терять время? И вы считаете, что всем все ясно? В таком случае, вы глубоко ошибаетесь! Позвольте вам напомнить, что в основе правосудия лежит не только установление истины, но и карательная функция! Причем речь идет не только и даже не столько о наказании, которое мы можем вам назначить в результате рассмотрения данного дела. Сам судебный процесс должен стать для вас наказанием – и чем дольше он продлится, тем, надеюсь, мучительнее он будет для вас! – (Женщина-судья как-то по-домашнему дернула председателя за рукав, но он только небрежно отмахнулся от нее). – Поэтому не пытайтесь нас деморализовать подобными заявлениями и извольте подчиняться правосудию. В конце концов, ваше мнение тут ничего не решает – пора бы вам к этому привыкнуть!

Он замолчал, схватил стакан с водой и залпом осушил его до дна.

Потом, уже более спокойным голосом, объявил:

– Заявление подсудимого принимается судом к сведению, но содержащаяся в нем просьба удовлетворению не подлежит. Суд продолжается, господа…

Суд продолжался еще много дней – в конце концов Адольф потерял им счет.

В принципе, весь процесс состоял из одного нескончаемого обвинительного акта, обильно иллюстрируемого кадрами кинохроники, многочисленными документами, актами экспертиз, письменными показаниями свидетелей – офицеров и солдат вермахта, гестаповцев и эсэсовцев, военнопленных разных национальностей, гражданских лиц, в основном женщин, стариков и детей… «Если бы всю эту бумажную груду оставляли в зале, – подумал как-то Адольф, – то она в конце концов завалила бы его до потолка».

Между тем у костлявого старика-обвинителя, видимо, не хватило ни сил, ни здоровья ежедневно работать языком по нескольку часов подряд, потому что вскоре его сменил энергичный молодой человек, больше смахивающий на американского проповедника, нежели на прокурора.

Чуть ли не полстены зала занимал большой экран, но не из полотна, как это бывает в кинотеатрах, а из темного стекла. Его использовали для демонстрации фото– и кинодокументов (первое время Адольф долго пытался обнаружить местонахождение проектора, но потом смирился с тем, что изображение появлялось как бы изнутри экрана). И кадры эти наполняли Адольфа все большим ужасом и раскаянием. Он не помнил, показывали ли ему нечто подобное, когда он был у власти, но теперь омерзительная изнанка его стратегических решений «во имя торжества арийской расы» представала перед ним совершенно в новом свете.