Джеймс Боллард - Зона ужаса Страница 7

— Ты, наверное, потерялся, малыш, — сказал Симоне и, взяв Фримэна за руку, повел его вниз по улице. — Ну, покажи мне свой дом.

Он попытался вырваться, но менеджер крепко держал его. Из ворот все еще в фартуке выбежала Элизабет и бросилась навстречу. Фримэн попытался проскользнуть у Симонов между ног, но потерпел неудачу и был вручен жене. Поблагодарив Симонов, Элизабет ввела мужа в дом.

В спальне он сразу направился к дивану, но жена подхватила его на руки и, к удивлению Фримэна, уложила его в детскую кровать. Он попытался возражать, но Элизабет, поправив подушки и взяв его халатик, вышла. Фримэн облегченно вздохнул.

Несколько минут он восстанавливал дыхание. Случилось то, чего он больше всего боялся: несмотря на свою беременность, Элизабет сочла его своим сыном. Процесс превращения Фримэна из мужчины в ребенка был сокрыт от нее, и теперь Фримэн был для нее ее ребенком.

Вскоре он обнаружил, что не может выбраться из кровати. Прутья были слишком прочны, а бортики слишком высокими. Сев, Фримэн стал нервно играть с большим пестрым мячом.

Только сейчас он понял, что надо было не скрывать от Элизабет процесс деформации, а, наоборот, привлечь ее внимание и доказать свою личность.

Он встал и принялся исследовать свою кровать.

Услышав шум, вошла Элизабет.

— В чем дело, дорогой? — спросила она, склоняясь над кроватью. — А как насчет бисквита?

Взяв пирожное, Фримэн собрал свою волю и проговорил:

— Я все не бенок.

— Ты не ребенок? Какая грустная новость. — Элизабет засмеялась.

— Я не бенок! Я вой уж! — крикнул он. Она взяла пустую тарелку и поставила на тумбочку. Несмотря на жалкое сопротивление Фримэна, она раздела его и отнесла одежду в стиральную машину.

Когда Элизабет вернулась из ванной, он поднялся и стал кричать:

— Лизбет! Моги не! Я не…

Элизабет вышла из комнаты. Тогда он стал искать что-нибудь пишущее. Но вокруг ничего подходящего не было. Он сунул палец в рот и написал слюной на стене:

"ЭЛИЗАБЕТ! ПОМОГИ МНЕ. Я НЕ РЕБЕНОК”.

Он стал стучать ногами по полу и в конце концов привлек ее внимание. Но когда он обернулся к стене, то обнаружил, что буквы уже высохли. Вскочив на подушку, Фримэн принялся восстанавливать надпись. Но не успел он начертить и несколько знаков, как Элизабет взяла его за пояс и уложила на подушки, накрыв сверху одеялом.

Во время еды он попытался что-нибудь сказать, но тонкий голосок не слушался его. Когда Элизабет отвернулась, Фримэн выложил кусочки хлеба в геометрические фигуры, но она только всплеснула руками и убрала хлеб подальше. Он все время внимательно смотрел на жену, надеясь, что она узнает в двухлетнем ребенке своего мужа, но безрезультатно…

Время играло против него. Вечером Фримэн забылся тяжелым сном, а утром почувствовал себя немного лучше, но ближе к полудню жизненная энергия стала покидать Фримэна. Он обнаружил, что перемены продолжаются, так как с трудом мог подняться с кровати. Постояв на ногах несколько минут, он почувствовал себя уставшим и вымотанным.

Он полностью потерял дар речи: изо рта доносились только какие-то младенческие хрипы и писки.

Каждое утро Элизабет вывозила Фримэна в коляске на прогулку. Перед его носом дергался пластиковый зайчик, а мимо проходили знакомые люди, наклонялись над ним, гладили его по голове, делали комплименты Элизабет и спрашивали ее, где же Фримэн. Она отвечала, что он в важной деловой поездке и вернется не скоро. Тогда Фримэн понял, что жена вычеркнула его из своей памяти, для нее существовал только ребенок.

Лежа в кровати с бутылочкой теплого молока во рту, Фримэн ждал, когда же придет Хэнсон. Хэнсон был его последней надеждой. В конце концов он должен был прийти и узнать, что стало с Фримэном.

Однажды, когда Элизабет и Фримэн возвращались с утренней прогулки, кто-то издали окликнул Элизабет, и она, остановив коляску, стала с ним разговаривать. Фримэн никак не мог узнать голос, но через плечо он увидел длинную фигуру Хэнсона. Сняв шляпу, Хэнсон заговорил:

— Как дела, миссис Фримэн? Я пытался дозвониться до вас целую неделю.

— О, все нормально, мистер Хэнсон. — Элизабет все время держалась между ним и коляской. После секундной заминки она продолжила:

— Видимо, наш телефон сломан. Надо бы вызвать мастера.

— А почему ваш муж не был в субботу в офисе? С ним что-то случилось? — Хэнсон внимательно смотрел на Элизабет, одновременно приближаясь к коляске.

— К сожалению, у него какое то важное дело Я боюсь, что его не будет некоторое время. “ОНА знает”, — подумал Фримэн. Хэнсон подошел к коляске.

— Какой симпатичный малыш. Он так сердито смотрит на меня. Соседский?

— Нет, это ребенок друга моего мужа. Меня попросили побыть с ним денек. К сожалению, мы должны идти, мистер Хэнсон.

— О, я не буду вас задерживать. Скажите, пожалуйста, своему мужу, чтобы он позвонил мне, когда вернется.

— Я обязательно передам ему вашу просьбу. До свидания, мистер Хэнсон.

— До свидания, — Хэнсон кивнул и пошел по улице.

ОНА знает.

Фримэн отшвырнул одеяло и попытался крикнуть вслед удаляющейся фигуре Хэнсона, но Элизабет быстро вкатила коляску во двор и закрыла за собой калитку.

Когда она несла его по лестнице, Фримэн увидел, что шнур телефона был выдернут из розетки. Да, Элизабет все знала и лишь прикидывалась, что не замечает изменений. Она видела, как молодел ее муж, она видела все стадии трансформации, и пеленки с детской кроваткой предназначались ему, а не ожидаемому ребенку.

Фримэн сомневался, была ли его жена на самом деле беременна. Изменения фигуры могли быть всего лишь иллюзией. Когда Элизабет говорила, что ожидает ребенка, то она могла иметь в виду, что ребенком будет он!

Лежа в кровати, он слышал, как Элизабет закрывает окна и двери.

Неожиданно Фримэн почувствовал, что замерзает. Несмотря на кучу одеял, он был холоден, как кристаллик льда. Фримэн понял, что приближается конец его изменений.

В конце концов он задремал, и сон унес прочь все страхи и сомнения.

Через два часа Элизабет разбудила его и внесла в холл. Память Фримэна быстро атрофировалась, он уже не мог контролировать свое тело. Неожиданно он очутился в мире своего детства и, издав громкий крик, вступил в заключительную стадию своих изменений.

В то время как ребенок затихал на столе, Элизабет сидела, откинувшись назад, на диване и пыталась подавить боль. Когда Фримэн уже не подавал признаков жизни, она обессиленно легла на подушку и быстро заснула.

На следующее утро она проснулась бодрой и полной энергии. От ее беременности не осталось и следа. Через три дня Элизабет уже свободно передвигалась по дому. Тогда она принялась уничтожать следы существования Фримэна: пеленки и другое белье купил старьевщик; кровать она сдала обратно в мебельный магазин и, наконец, уничтожила все фотографии, на которых присутствовал ее муж.