Роберт Бюттнер - Удел сироты Страница 7

Мы убивали их, сколько могли. Вначале массово, самонаводящимся оружием. Потом с помощью автоматических винтовок. И в финале штыками. А потом снова с помощью винтовок, превратив их в дубины. Мы молотили ими, пока не разбили оружие в щепки.

Еще много погибших осталось возле центрального пика, где во время приземления потерпело аварию несколько десантных модулей.

Я, тяжело дыша, проверил свой наладонник, потом повернулся и просканировал вечно сумеречное небо. Солнце давало лишь одну тридцатую того света, что на Земле. До появления «Звезды» оставалось еще несколько часов.

Постояв несколько мгновений, и припомнив, все, что случилось на этой равнине, я решил прогуляться по мосту.

Вновь остановился я на полпути к горе, у импровизированного надгробья, изображающего торс десантника в боевом скафандре. Он был установлен на краю дороги, в пяти километрах от центрального пика. Боевой скафандр по кругу поддерживали винтовки. Вес всей конструкции был не более чем, если бы та была сделана из картона. Пустой скафандр покачивался под порывами налетающего ветра. Пластинка была сделана из дюрали патронных ящиков и приклепана к передней пластине скафандра. На ней значилось:

В семистах метрах под этим монументом покоятся останки четырех сотен мужчин и женщин боевого Инженерного батальона Экспедиционных сил Ганимеда, и команда Штурмового корабля номер два, Космических сил Организации Объединенных наций. Они погибли в бою третьего апреля 2040 года.

Так как ближайший живой солдат находился в пятнадцати километрах от меня, я позволил себе перевести дыхание и вытереть слезы. Все эти люди умерли. А я жив. Почему?

Если уж говорить честно, погибли они не в бою. Их погубила человеческая ошибка. «Искусственный интеллект не может ошибиться во время приземления», – так думали они. Плоская лавовая равнина, которую астрономы разглядели с расстояния в несколько миллионов километров, оказалась не идеальной посадочной площадкой, как считали Лучшие умы Земли, а морем вулканической пыли, глубоким, как земной океан. Наши ребята, а многие из них были старше меня, умерли, не подозревая о своей судьбе, точно так же как те кто последовал за ними на посадочных модулях.

Кто-то сказал, что война – машина по производству сирот, а солдаты сражаются для того, чтобы их семьи остались в живых. Эта битва тоже произвела своего рода отбора, ведь в экспедиционный корпус отбирали только тех, чьи семьи уничтожили слизни, то есть круглых сирот.

А сама битва осиротила меня во второй раз.

Оставшийся путь до основания нашей базы я проделал осторожно, и вовсе не из-за того, что боялся упасть в зыбучую пыль.

Я боялся встретиться с теми, кому суждено остаться на Ганимеде. Мой невысказанный страх мог показаться достойным анекдота.

Через десять минут я уже пробирался вдоль борта каркаса Боевого корабля номер один КСООН. Его поверхностное покрытие превратилось в уголь во время торможения в атмосфере. На судно можно было пробраться, хотя оно погрузилось в пыль как минимум на полметра.

Я никогда не был знаком ни с одним вторым пилотом. Да, судя по всему, мне больше и не суждено никогда познакомиться с кем-то из пилотов.

Присцилла Урсула Харт – мы звали ее Пух – была ростом не более метра шестидесяти, даже когда задрав нос расхаживала из стороны в сторону. Тот пилот, который неофициально считался вторым в мире, мог ходить, задрав голову.

Так что среди тех камней, где мы ее нашли, мы вырубили могилку, маленькую, как для ребенка, если сравнивать с братской могилой для остальных. До того, как мы прибыли сюда, мы все были как дети. Иногда кажется, мы те, кому никогда не суждено стать счастливыми.

Сорвав рукавицу, я прикоснулся пальцами к камням, таким холодным, что это прикосновение обожгло мне руку. Но я не отдернул ее. А когда я убрал руку, то понял, что навсегда покинул ее, навсегда покинул всех этих людей. Я вновь остался один. Худшая вещь для сироты – оказаться в одиночестве.

– Пух, почему? Почему ты умерла? Почему не я?

Я залез за пазуху, дотянулся до медных нашивок – знаков различия, отодрал их и положил звезды на ее могилу. Это Пух была генералом. Не я. Никогда нигде специально я не оставлял своих вещей, а теперь оставил. Так что будем считать она не одна. Я не мог оставить ей кольцо, потому что у меня не было кольца. Да она отвергла бы мое кольцо, ведь наша жизнь и гроша ломанного не стоит. Пух превратилась бы во вдову, стоило мне выкинуть что-нибудь благородное, глупое и умереть.

Склонившись над ее могилой, я вволю нарыдался.

Когда я утер сопли, на краем кратера виднелся лишь самый краешек солнца. Я попытался натянуть рукавицу на занемевшие пальцы. Интересно, сколько времени я тут на самом деле простоял?

Только потом мне пришло в голову, что пилот Космического флота должен думать о том, как защитить свой модуль и команду, а не о том, что оставит на Ганимеде солдата, находящегося в самовольной отлучке, не важно какой у него ранг. Может, я и в самом деле ошибался, считая, что последний челнок будет меня ждать? В полдень, минуты значили очень мало. А теперь… Закаты на Ганимеде из-за тонкой атмосферы необычно красивы. К тому же на закате поднимался ураганный ветер.

Что до пилота, то он должен знать: на закате с каждой минутой усиливается порывистый ветер. Во время выполнения своей миссии, первое, о чем он должен заботиться, так это о своем модуле, точно так же как я – о своих солдатах. Если бы я в тот миг поставил себя на место пилота, то со всех ног побежал бы к месту посадки.

Дерьмо!

Я помчался назад по дороге. Порывистый ветер бил мне в лицо. Несколько раз споткнувшись, я едва не подвернул лодыжку. Пришлось идти медленнее, хотя я со всех ног спешил к взлетно-посадочной полосе.

В далеком небе вспыхнул огонек Последний модуль – мой билет на землю.

Дерьмо! Дерьмо! Дерьмо! Я прибавил ходу.

Когда я перебрался через край кратера, «Звезда» уже исчезла среди скал. Я остановился мгновение, глядя на то место, где она только что была, а потом сконцентрировался на подъеме. Впереди возвышались валуны, с которых так легко соскользнуть.

Обогнув последний валун, размером с дом, я увидел, что на взлетной площадке уже никого нет, только вдали темным силуэтом маячила «Звезда». Уже выдвинулись опоры, и модуль готовился подняться вертикально, чтобы улететь.

Я втягивал воздух, но он казался мне вакуумом. Острые иглы впились в легкие. Но я побежал. Пот ручьями бежал у меня по спине. Ветер, порывы которого достигали тридцати метров в секунду, швырял пыль в визор моего шлема.

Бросив мимолетный взгляд на «Звезду», я заметил Говарда. Он высовывался из люка, словно очкастый, охотничий трофей, приколоченный к стене. Майор махал мне, призывая поторопиться.