Тони Дэниэл - Сухая, тихая война Страница 7

- Тебе не надо думать, - процедил я. - Пусть Марек Ламброз выйдет на улицу, и тогда я сохраню ему жизнь.

Конечно, я кривил душой. Но надежда умирает последней даже в самых черствых солдатских душах. Это я знал на собственном опыте. Впрочем, я, пожалуй, недооценил Марека. Жизнь иногда преподносит мне сюрпризы.

Полусонный, он вразвалочку вышел на улицу. Похоже, прокуролесил всю ночь напролет.

- За мной должок, - проговорил я. - И я пришел его отдать.

- Полковник Боун… - растерянно сказал Марек. - Да если б я знал, что это вы…

- Слишком поздно. Уже ничего не исправить.

- Слишком поздно не бывает никогда. Вы же сами нас этому учили. Я просто уйду. И уведу ребят. Да и зачем нам тут задерживаться? Никакого смысла…

Во мне вскипел гнев, как когда-то в далеком прошлом:

- Почему ты с ней так поступил? Почему ты…

И тут я заглянул в его глаза и все понял. Он хотел умереть. Давно хотел. Напрасно я считал Марека просто безмозглым садистом.

Но это ничего не меняет.

Я шагнул к Мареку. Подчиняясь рефлексам, он пригнулся, схватился за дубинку. Но меня такой игрушкой не пронять. У меня на нервах нет миелина. У меня вообще нет нервов, а есть провода. Марек понял это почти мгновенно. Он бросил дубинку, повернулся и побежал. Но я догнал. Он сопротивлялся. Совершенно зря. Поединок между нами - абсурд. Ведь я же полковник Боун из Восьмого молниеносного. Я создан, чтобы убивать. Убивать - ради спасения жизни. Меня никто не победит. Это моя судьба, и это судьба моих врагов.

Я схватил его за плечо, а другую руку захлестнул вокруг шеи. И прижал его к себе. Но не слишком сильно, чтобы не сломать чего-нибудь. Только чтобы успокоить. Он был силен. Я - силен и опытен.

Я уже говорил: глима убить трудно. Чем-то он напоминает улитку в ракушке. И чтобы одолеть его, нельзя допустить, чтобы он спрятался в раковине. Именно это я и проделал с Мареком. Держа его в этой реальности, не позволил бежать в другую плоскость, которую никакими словами описать невозможно. Для того же служат осиновые колья и римские кресты - они не позволяют нечисти удрать туда, куда человеку путь заказан.

Как я уже говорил, глимы - существа плохие. Плохие, но не худшие. Худший - я.

Я - ледяная заноза

Из глаза звезды;

Я приду тебя заколоть.

Я удлинил когти и вонзил их Мареку и живот. И вытянул через рану кишку. И привязал ее к перилам крыльца, « Бекстер-отеля».

Марек пробовал отвязаться и уползти. Таращился на свои внутренности, держался за них, и неизвестно, что при этом думал. Я никогда в жизни не умирал. Я не знаю, каково это - умереть. Он слабо стонал, пачкая руки собственным жиром и кровью. Но развязать мои узлы невозможно, и разорвать их тоже нельзя.

Я подхватил и понес его, жалко хнычущего, по улице. Внутренности тянулись за нами, как багровый шлейф. Пройдя футов двадцать, я прикинул, что в нем ничего не осталось. И бросил его в пыль.

Хемингуэй висел на северо-востоке, а Фицджеральд - точно на востоке. Они светили с двух сторон на искалеченного Марека и бросали длинные тени вдоль и поперек улицы…

- Полковник Боун…

Мне надоели его причитания.

- Полковник…

Я разжал ему челюсти и вырвал язык. Он глупо потянулся за ним - на, забери. Изо рта текли кровь и слюна, и красная земля под Мареком сделалась еще краснее. Потом я не спеша переломал руки и ноги, пальцами - тресь, тресь - раздавил все позвонки.

Я сделал то, что делал в других видимых человеческому глазу мирах, и в недоступных обычным людям измерениях и континуумах. Я уничтожил Марека. Уничтожил так, что он больше никогда не оживет, ни в одной точке пространства и времени. Я стер Марека Ламброза с лица космоса. Стер без следа. И вместе с ним погибла вся шайка - жизни глимов погасли, как свечи, распалась на атомы материя их тел, рассеялась их энергия в других измерениях.

Я сделал то, что должен был сделать. Но будущее теперь ненадежно, оно балансирует на грани хаоса. Поэтому я должен вернуться в него. Вернуться - и поработать.

Марека я оставил на главной улице Генделя. Пусть другие здесь приберутся, надеюсь, хоть с этой задачей они справятся самостоятельно.

И по пути обратно, в мой родной дом, в мою человеческую жизнь, я понял, что мой «подвиг» незамеченным не остался. Кто-то вышел на улицу по своим делам - он все видел. Другого привлек к окну шум расправы.

Горожане теперь знают, кто я, для чего предназначен. В одиночестве я шагал по дороге, а придя на ранчо, увидел Бекс и ее отца. Оба спали.

Я погладил ее по мягким волосам. Не просыпаясь, она застонала, повернулась на другой бок. Я подтянул одеяло к ее подбородку. Сорок лет - а свежа, как девушка. Бекс… Здесь она в безопасности. Бекс, как же я по тебе скучал. Сколько помню себя…

Я перешел из спальни в гостиную, где мебель так и стояла под чехлами, сел в отцовское кресло, налил стаканчик лучшего ячменного виски из фамильных запасов. Солнца Ферро поднимались в чугунном небе, и я растворялся в далеком обреченном будущем.

Tony Daniel. «А Dry, Quiet War». © Del Magazines, 1996. © Перевод. Корчагин Г.Л., 2002.