Светлана Ягупова - Ладушкин и Кронос Страница 7

— Да спроси же меня, как именно действуют, — не выдержал Веня.

— Сам расскажешь.

— Чтоб ты был один такой в мире, — ругнулся Соркин. — Так вот, кто-то по ночам останавливает стрелки часов на вокзальной башне.

— Ой, мальчики, и мне расскажите, — подскочила к ним Орехова, одергивая свое вязаное платье в ажурных дырочках.

— Томочка, это мужской разговор, — отстранил ее Веня.

Ладушкин недоверчиво смотрел на Соркина.

— Чего уставился, как профессор на таракана? Истинная правда!

Ладушкин знал за Веней особенность разыгрывать друзей и принял эту информацию за очередной блеф. Но все же что-то дрогнуло в нем: уж не появился ли у него единомышленник?

Вене он ничего не сказал, развернулся, сел за свой стол и начал собирать блок.

Украшение города — огромные часы, стрелки которых шпажками скрещивались у эфесов, мелодично отбивали двенадцать, когда Ладушкин ступил на вокзальную площадь, недоумевая, как можно взобраться на башню и помешать их ходу.

Две ночи подряд до трех часов он следил за башней. Его приметил дежурный милиционер, попросил документы и, повертев в руках удостоверение городской газеты, посоветовал идти спать. Тогда он поинтересовался, правда или выдумка, что кто-то пытается остановить время.

Милиционер строго сказал:

— По этому поводу сообщать ничего не положено. — Козырнул и отошел.

На третью ночь, уже почти уверенный в том, что Веня рассказал легенду заскучавшего по сказкам города, он неожиданно дождался желаемого. Шел третий час. Дежурный, по-прежнему с подозрением посматривая в сторону Ладушкина, скрылся в здании вокзала, когда от ближайшего тополя отделилась тень и быстро заскользила к башне. Ладушкин, выдерживая дистанцию, ринулся следом. Тень подошла к зданию с башней и оглянулась по сторонам. Это была женщина высокого роста в темном плаще с капюшоном, накинула на голову. Она что-то достала из кармана плаща, кинула в рот и еще раз глянула направо и налево. Ладушкин успел спрятаться за газетный киоск. Убедившись, что на площади никого нет, она взмахнула полами плаща, и тут случилось нечто из детских снов: женщина оторвалась от Земли и строго по вертикали, как ракета, поднялась вверх. Зацепившись за башенку с часами, открыла циферблат, выдернула шпажки стрел и сбросила вниз. Медленно спустившись на землю, зашагала прочь от вокзала.

Ладушкин побежал за ней. Квартала через два догнал и пошел рядом, пытаясь заглянуть ей в лицо.

— Что вам надобно? — услышал хрипловатый голос, показавшийся удивительно знакомым. — Ах, это вы, Андрюша!

Невозможно было поверить, но рядом шагала его бывшая учительница биологии Леонида Григорьевна.

— Видели? — спросила она.

— Да! Да! — воскликнул он, чувствуя холодок между лопатками.

— Подумали, ведьма? — усмехнулась она. — А это все он.

— Кто?

— Травный отвар. Год назад врачи нашли у меня пиелонефрит — воспаление почечных лоханок, и прописали состав из пятнадцати трав. Обошла я рыночных бабок, сама кое-какие травки насобирала и стала заваривать. Поначалу породил во мне отвар силу геркулесовскую. Теперь вот понемногу вверх поднимает. Нет, летать по-настоящему не умею. Но кто знает, что будет завтра.

— А зачем шпаги, то есть стрелки сбросили?

— Вам они кажутся шпагами? — хмыкнула она. — А вот по мне — шашлычные шампуры. Сама не знаю, зачем это делаю. Наверное, потому, что у меня сейчас плохое отношение к часам и календарям. Они напоминают: тебе скоро шестьдесят. А я не верю, потому как не ощущаю себя в этом возрасте. Ну скажите, Андрюша, какая шестидесятилетняя старуха будет вам с удовольствием разгружать вагоны? Кому в шестьдесят хочется играть в волейбол или заниматься спортивной гимнастикой? Уж и так сдерживаю себя, сдерживаю, только по ночам и есть возможность проявить себя в полную меру. На днях прихватила с собой мяч, перелезла через ограду стадиона и часа три гоняла по полю, пока не рассвело. Что мне делать, Андрюша? Не пить травы не могу — умираю от почечных колик. А пью — становлюсь богатыршей, чья сила никому не нужна.

Ладушкин исподволь рассматривал ее. И впрямь стала вроде бы выше и мощней. Походка устойчивая, быстрая, не шестидесятилетней.

— Вы отлично выглядите, — пробормотал он, все еще огорошенный случившимся. — Леонида Григорьевна, я так давно…

— Давно, — кивнула Леонида, мельком глянув на него.

— Что все-таки с вами? — робко спросил Ладушкин, когда они вышли на центральный проспект.

— Я же сказала, — ответила она раздраженно. — И не могу понять, какая именно трава дает такой эффект. Исключала из состава по очереди каждую без изменений.

— Можно? — взял ее под руку и ощутил ладонью выпуклый боксерский мускул.

— Хотя и поздно, приглашаю тебя на чай, а то когда еще встретимся.

В ее квартире было так же, как пятнадцать лет назад. Грубоватая желтая мебель пятидесятых годов, старенький приемник «Рекорд» с проволочной антенной, на стенах фотографии хозяйки — маленькой и уже девушки, совсем не похожей на сегодняшнюю, будто из другой жизни. Только книжный шкаф в коридоре по-современному сверкал полировкой.

Из соседней комнаты послышался плач грудного ребенка, оттуда вышла заспанная женщина в халатике. Увидев Ладушкина, она тихо ойкнула и прошмыгнула на кухню, поправляя взлохмаченные волосы.

— Что? — встрепенулась Леонида. — Проснулся? — И пояснила Ладушкину: Моя племянница Неля.

Через минуту Неля вынесла из кухни бутылочку с подогретым молоком и опять скрылась в спальне. Леонида тяжело вздохнула.

— Вот так и живу, — сказала она, расставляя чашки и усаживаясь. — Бери сахар. — И вдруг вскочила и с возгласом «Иэх!» двинула плечом шифоньер.

— Что с вами, Леонида Григорьевна?! — воскликнул изумленный Ладушкин.

А Леонида уже раскачивала обшарпанный буфет на кухне, потом принялась за книжный шкаф.

Ладушкин бегал вокруг нее и не знал, хохотать ему от увиденного или вопить.

— Это бесподобно! Я никогда… не смогу! Да вы же… Атлет! — с придыханием восклицал он.

Из спальни вновь выглянула Неля и, не сказав ни слова, с шумом захлопнула дверь.

Ладушкин попробовал задвинуть книжный шкаф на место, но не переместил и на сантиметр и с ужасом взглянул на Леониду.

— Ничего, Андрюша, все будет в порядке, — виновато улыбнувшись, она, как мальчика, погладила его по голове.

Опять заплакал ребенок. Леонида замерла.

— Там, — кивнула она на дверь спальни, — мое второе горе-злосчастие.

— Что, дитя нездоровое? — осторожно спросил Ладушкин.

Она как-то недобро усмехнулась.