Константин Кедров - Винтовая лестница Страница 7

Если принять гипотезу "Вывернутого чулка", то весь космос окажется наружной стороной нашей вселенной. Мм смотрим на себя изнутри, когда устремляем взор в области микро - и макромира. Уже знакомая нам инверсия: космос - изнанка нашего мира, мы - изнанка космоса. Этой мысли нет у Орлова, но теория "Вывернутого чулка" заставляет работать воображение.

А вот как видит выход в надзвездный космос прозаик Валерия Нарбикова:

"Было совсем темно, ничего не горело. Дырка на потолке была черной, как черная дыра. Неприятно было на неё смотреть. Уставились друг на друга. Гидра, построенная на горизонте, сломалась... Прорвало батареи, из унитаза хлынула вода и стала заливать кружок. На улице все подавно залило... Все тонуло и вязло. Канализационная вода поднялась до потолка, и черная дыра втянула лежак с людьми, как воронка. В этот момент раздался крик новорожденного. Осталось мысленно разделить пуповину на три равные части. Затем через равные промежутки зажать в двух местах стерильным предметом. Вся грязь осталась внизу - в кружке; здесь все было стерильно: деревья, птицы, ботинки, ветки, пальцы, все можно зажать любым предметом".

Это финал повести. Космическое рождение, отрыв от земной пуповины, выворачивание сквозь черную дыру, очищенье от земной грязи - любовь.

К Андрею Вознесенскому черная дыра явилась в облике О. О - это одновременно звук "о" и математический знак нуля. Нуль - так выглядит на стыке двух конусов математическая модель черной дыры, если смотреть на неё из нашего мира. Нуль - это точка стечения времени и пространства к острию светового конуса мировых событий в специальной теории относительности. Это середина песочных часов, где верх - космос, низ - человек; это точка посередине восьмерки, символизирующей бесконечность мира; это провал во всей вселенной, выход по ту сторону зодиака. Когда звезда вспыхивает и погибает, на месте её былого существования образуется черная дыра. В творениях фантастов черные дыры пронизывают наше мироздание, как дырки в сыре. У каждой звезды - её вывернутый двойник, округлая пустота наподобие нуля и звука "о".

"Однажды в душный предгрозовой полдень я забыл закрыть форточку и ко мне залетела черная дыра...

Она была шарообразна, её верх прогибал и раздвигал потолок...

Почему Маяковский мог пить чай с солнцем, а я не могу пообедать с черной дырой?..

- Я - ваша погибшая цивилизация, - сказала она...

- Я не гибель, а возможность.

У неё не было глаз. Она вся была тоскливый комок бескрайнего взгляда".

Так впервые на страницах нашей литературы появился очеловеченный, антропоморфный образ "черной дыры".

"От неё я узнал, что она не дыра, а ещё дыреныш, отколовшаяся от массы и заплутавшая. Я узнал, что черные дыры - это сгустки спрессованной памяти и чувства, а не проходы в иные пространства, как об них понимают люди. Я узнал, что темнота - это не отсутствие света, а особая энергия тьмы...

В маленьких распрях с нею я забывал, что она ещё ребенок, и уже совершенно забывал, что она мироздание".

Ребенок, мироздание, женщина - загадочный провал во вселенной мужского мира. Это не просто фантастика или аллегорический прием. Автор уверен и передает нам свою уверенность в том, что отношение между человеком и космосом прямо пропорционально отношению между мужчиной и женщиной. Что выйдет из этой дроби: любовь - вечная жизнь или пустота - смерть?..

Чтобы обрести свое звездное вселенское тело, надо "вывернуться из кожуха", войти в черную дыру.

"Черная дыра стоит посредине моей комнаты. Ее взгляд открыт в ожидании.

Я вошел в черную дыру.

Дант ошибся, описывая её как безнадежный промозглый сводчатый коридор...

Там нет ни времени, ни пространства, все заполнено бескрайним внутренним голосом".

Коридор, по которому бежала Лизаша Андрея Белого К своей сияющей сфере, он же - туннель Ивана Ильича, и ещё не случайно вспомнил Вознесенский о Данте. Не хватает здесь лишь колодца Иосифа и дупла Андерсена, но ОТО уже детали.

Теперь коридор стал "бескрайним внутренним голосом". В нем автор хочет услышать ответ на главные вопросы человеческой жизни. Он слышит, он растворяется в слове и сквозь него, как через потаенную дверь, видит свою комнату, надевает свое "поношенное тело" и, хотя "ноги слегка ещё жмут", уверенным прыжком через форточку выпрыгивает в комнату. В черную дыру он ушел внутрь себя, когда был в комнате, а вернулся снаружи через окно.

Тяжело "разнашивать" земное тело после космических странствий.

Человек надел трусы,

Майку синей полосы...

И качая головой,

Надевает шар земной.

Черный космос натянул,

Крепко звезды застегнул,

Млечный Путь - через плечо,

Сверху кое-что еще...

Человек глядит вокруг.

Вдруг

У созвездия Весы

Он вспомнил, что забыл часы...

Он стоит в одних трусах,

Держит часики в руках...

Для ироничного человека в XX веке выход в космос таков. Иной он для писателя XVII века Аввакума Петрова, протопопа Аввакума.

Как Иосиф, брошенный в библейский колодец, он находился в земляной тюрьме, "в собственном калу аки свин валяясь". И вот что случилось с ним в страстную пятницу накануне Пасхи.

"...В нощи вторыя недели, против пятка, распространился язык мой и бысть велик зело, потом и зубы быша велики, а се и руки быша и ноги велики, потом и весь широк и пространен под небесем по всей земле распространился, а потом Бог вместил в меня и небо, и землю, и всю тварь... Так добро и любезно на земле лежати и светом одеянну и небом прикрыту быти..."

Человеческое тело - весь мир, весь космос. И об этом же у Арсения Тарковского, спустя 300 лет после Аввакума:

У человека тело

Одно, как одиночка.

Душе осточертела

Сплошная оболочка

С ушами и глазами

Величиной в пятак

И кожей - шрам на шраме,

Надетой на костяк.

И тогда душа рвется в свое космическое жилище - во вселенную, летит туда вслед за взором:

Летит сквозь роговицу

В небесную криницу,

На ледяную спицу,

На птичью колесницу

И слышит сквозь решетку

Живой тюрьмы своей

Лесов и нив трещотку,

Трубу семи морей.

"Небесная криница" - фольклорное обозначение неба как крыши вселенского дома. "Ледяная спица" - кол, славянское, русское обозначение Полярной звезды. "Птичья колесница" - фольклорное, мифологическое обозначение Большой Медведицы. Оттуда, с небесной высоты, шелест всех лесов и нив - всего лишь детская трещотка, а шум семи морей - голос одной трубы. Казалось бы, хорошо душе в её космическом доме, но

Душе грешно без тела,

Как телу без сорочки,

Ни помысла, ни дела,

Ни замысла, ни строчки.