Стас Северский - Боец тишины (СИ) Страница 7

мучений из головы не выпускает. Да, они друг о друге много думают. А я… Я о многом думаю… в

основном, – о себе, о своей стране и о своей службе. У меня ведь нет ничего, кроме страны, и

никого, кроме командира, – Игоря Ивановича. Я пережал окурок пальцами, гася дымящий огонек,

положил в пустой подсумок. Прикрыл рукой пламя, прикурил еще одну сигарету. Закрыл люк,

закрутил вентиль, и всмотрелся в затянутые тучами выси. Видно, будет гроза… видно, от этого

гнетет так тягостно.

Пропахший прелой травой и сосновой хвоей ветер обдал меня осенним холодом. Обернулся,

вглядываясь в темный и тихий лес, скрывающий вдали завитые колючей проволокой заборы…

вошел в открытые двери еще более темного и тихого корпуса… Все на объекте будто вымерло… Да

10

вообще так оно всегда и бывает… Так оно и должно быть, когда на объектах объявляюсь я, – ведь

меня запрещено видеть… меня нельзя знать. Все системы слежения отключены – иду к лестнице

по короткому коридору, не думая, что меня видят, и светлый открытый взгляд Славы Соколова

окончательно меняется, становясь иным, – моим истинным, никаким… похожим на чистый лист. Я

скидываю мокрую куртку, стягиваю словно приклеенную к спине майку, поднимаясь по

ступенькам… сжимаю челюсти и свожу плечи на пропахшем хвоей сквозняке. Из головы не идет,

что недалеко отсюда, в Москве, снова бунтует толпа, заведенная старым правительством и пока не

задавленная новым. Никак люди не поймут, что ничего не сделают нашей нынешней власти, как

ничего не сделали ставленнику британцев и их товарищей. Они не понимают, что сейчас у власти

не человек, взявший у врага деньги и отдавший врагу волю вместе с душой. Не понимают, что

наши генералы поставили другого человека, могущего объединить и освободить от, скрыто

вторгшегося, врага страну… могущего захватить власть и стать не человеком, а кошмаром –

очередным чудовищем беспредельного властвования… ведь после вражеского вторжения и

беспредела всегда приходит или конец, или – жесткая диктатура. Они никогда ничего не понимают

– только хотят или не хотят… А главное, – всегда хотят хорошего и никогда не хотят терпеть

плохого, хоть плохого – всегда столько же, сколько хорошего. Когда хорошего мало, – мало и

плохого, но им не по душе, что хорошего – мало. А когда много хорошего и много плохого, – им не

по душе, что плохого – много. Из-за этого люди и кружат по страницам истории, обжигая, как

мотыльки, свои крылья об одни и те же огни и сгорая, как мотыльки, вдали от своей цели. Из-за

этого жизнями людей и распоряжаются – “волки”… “Волки” ведь видят то, что стоит у них в

глазах, а не – в голове… Мы видим войну, а не мир… видим всегда и везде… и воюем всегда и

везде.

Я остановился, когда расслышал знакомый шаг – широкий, решительный… и при этом –

приглушенный.

– Слава!

– Слава Отечеству, Игорь Иванович! А я вид теряю и от Снегирева скрываюсь.

Генерал выступил из мглы, и всмотрелся в мое лицо, лишенное возраста и отличительных черт,

хитро-прищуренным взглядом. Ничего другого от него и не ждал. Просто, разведчики нелегалы

вроде нас – народ насмешливый, как никто иной… Просто, знания подноготной людей и правды

жизни не позволяют разведчикам вроде нас жить, не насмехаясь надо всем, что остальные люди

считают серьезным… Мы ведь в такой кровавой грязи возимся, что только за счет жесткого веселья

выживаем и высокой цели из виду не теряем.

– Я Слава, на час – спешу… водителя у ворот оставил.

– Ясно.

Игорь Иванович закрыл окно, опустился на подоконник… поднялся, стряхнул палые листья,

принесенные ветром, и снова сел, серея лицом в тусклом лунном свете.

– Скверные у меня известья, Слава…

– Неужто хуже прежних, Игорь Иванович?

Я сел на подоконник подле генерала, прикрывшего глаза, покрасневшие после недолгого сна в

дороге, и прикурил. Он заезженным жестом отмахнулся от дыма, задумался на секунду, стряхнул с

седеющей головы тягостные думы, взял зажигалку, вынул сигарету и закурил… Видно, не судьба

ему бросить курить… как и мне.

– Сложная у нас ситуация. Перейду сразу к… Черт… Слава, ночью Варягова скончалась со всеми

своими людьми – с нашими сильнейшими специалистами-вирусологами. Захоронить их мы не

можем. Мы не знаем, как их захоронить. Мы еще не знаем, как уничтожить этот вирус, грозящий

утечкой при всех старых стандартных вариантах захоронения.

– Ясно. Их тела на объекте. Близко от Москвы… в области. Ясно. Транспортировать их сейчас

никак нельзя. Осталось только закрыть объект, оцепить территории – и все… и ждать…

– Мы закрыли объект. Пока это все, что мы предприняли. Иначе секретности не сохранить. А

риск осложнений – высок. И опасность распространения вируса – велика.

– Ясно. Я закончил. Хоть завтра в Лондон вылечу – и в Уганду.

11

– Операция отменяется… Англичане в срочном порядке покидают Уганду. Сегодня ночью

последние их специалисты полетят прочь от этой чумы – от последнего варианта этого похожего на

чуму вируса. А скоро – они покинут весь черный континент…

– Ясно. Оставят свой полигон на произвол своей заразы. Их специалисты не справились – вирус

совладал с их вакциной. Вы правы, Игорь Иванович, известие скверное. Особенно с учетом того,

что образец их убойной и бесконтрольной заразы на нашем объекте, вблизи Москвы… что наши

вирусологи бессильны бороться с ней своими средствами, а мы с вами бессильны бороться с ней

средствами врага… ведь у врага нет вакцины.

– Слава, ты скоро летишь… Но не в Британию – в Германию.

Я закурил еще сигарету, стараясь скрыть… стараясь скрыть все, – усталость, боль, боязнь за свою

участь и участь своей страны…

– Игорь Иванович, вирус на людях и в лаборатории еще не испытан…

– У нас выбора нет… У нас нет другого варианта. У нас одна дорога! И у тебя одна дорога – в

Германию!

– Нам про этот вирус-целитель почти ничего не известно!

– Мы знаем о нем все, что знают немцы!

– Немцы про него – почти ничего не знают! Они изучают его! Они знают, что они собирались

создать, но не знают, что – создали! И не узнают, пока не исследуют и не испытают! Нам еще рано

к их вирусологам… За их специалистами еще следить и следить…