Виталий Забирко - Слишком много приведений Страница 7

От головокружительного скоростного подъема меня замутило, и я, продолжая крепко держаться за перила, выругался сквозь зубы.

- Нехорошо, - укоризненно пожурил сзади голос Рыжей Хари.

Я было открыл рот, чтобы, уже не стесняясь, выругаться по-настоящему, как тотчас волосатая лапа накрепко запечатала его, и я ощутил на языке холодный, склизкий, подрагивающий комочек. По-моему, живой.

- Глотай, легче станет, - посоветовала Рыжая Харя.

Вопреки совету рвотный спазм подкатил к горлу, но исторгнуть из себя омерзительное "угощение" я не успел. Последовал ошеломляющий подзатыльник, и склизкий комочек лягушонком скользнул в горло.

Будто искры вспыхнули в глазах от подзатыльника, и в то же мгновение все изменилось. Рыжая Харя исчезла, и вместе с ней канули в неизвестность похмельный синдром, одышка, испарина, сердечная аритмия. Я стоял на площадке девятого этажа, свежий и бодрый, как никогда. Разве что в горле осталось неприятное ощущение от скользнувшего внутрь "лягушонка". Да уж, не "Martell" в этот раз глотал...

Зябко передернув плечами, я икнул, но, к счастью, на этом неприятный инцидент и закончился. Тогда я взялся за ручку и решительно распахнул дверь.

- Вы к кому? - встретила меня строгим голосом миловидная медсестра, сидевшая за столиком у входа в отделение.

- К Владиславу... - сказал я и вдруг понял, что не знаю фамилии Владика. Ничего другого не оставалось, как напустить на лицо официальное выражение и посмотреть в глаза медсестре непререкаемым взглядом. - Тяжело раненному бармену из погребка "У Еси".

Запоздало вспомнив, что фальшивое удостоверение внештатного сотрудника милиции, сделанное на цветном принтере и не раз выручавшее меня в подобных ситуациях, забыл дома, я тем не менее продолжал гнуть свою линию.

- Он в какой палате?

Нахрапистость тона сработала не хуже фальшивого удостоверения.

- В шестой... - смешалась молоденькая медсестра и неуверенно заметила: - Так из милиции уже были...

- И еще не раз будут, - отрезал я и повернулся, чтобы идти по коридору.

- Погодите... - остановила медсестра. - Наденьте, пожалуйста... - Она вскочила из-за стола, сорвала с вешалки белую накидку и протянула мне. Доктора позвать?

- Сам к нему зайду, - хмуро сказал я, набрасывая на плечи накидку и завораживая медсестру строгим взглядом. - В палате кто-нибудь из родственников есть?

- Да... То есть нет. Девушка с его работы... Всю ночь с ним просидела.

- Она-то мне и нужна, - кивнул я, развернулся и зашагал по коридору, отыскивая взглядом шестую палату.

Палата оказалась маленькой, на одного пациента. Широкое окно, занавешенное желтыми легкими шторами, тумбочка, умывальник и высокая реанимационная койка, на которой под капельницей лежал Владик. Голова забинтована, лицо серое, глаза закрыты.

У койки на стуле дремала, подергивая склоненной головой, официантка Люся. Услышав звук открывшейся двери, она порывисто вскочила и, хлопая спросонья ресницами, уставилась на меня.

- Вы... Вы кто? - испуганно пролепетала она, словно увидела перед собой киллера, пришедшего добивать раненого свидетеля.

- Роман Челышев, - успокоил я ее.

Откуда ей знать одного из многочисленных посетителей погребка? Я хоть и любил заглянуть в погребок, но делал это нечасто, завсегдатаем не был, за столиком никогда не сидел, а только за стойкой бара. Это с Владиком мы были приятелями, а с официанткой я словом никогда не перебросился - не было нужды.

Все же, видимо, мое лицо примелькалось, и Люся меня узнала.

- Роман... - Губы у нее задрожали. - Значит, это вы...

Неожиданно она порывисто бросилась ко мне и, уткнувшись носом в больничную накидку, беззвучно зарыдала. Я на мгновение оторопел. Надо же, какая чувствительная девица! По ее строгому обхождению с посетителями погребки никак не скажешь. А тут, можно сказать, первому встречному-поперечному на грудь бросается.

- Ну-ну... - пробормотал я и, аккуратно взяв девушку за плечи, отстранил от себя. - Слезами горю не поможешь.

Люся, закрывая кулачками рот, продолжала всхлипывать. низко наклонив голову. Я усадил ее на стул и посмотрел на Владика. Он по-прежнему лежал неподвижно и, казалось, не дышал. Черты лица обострились, вокруг закрытых глаз расплылись темные круги.

- Он вас в бреду звал... - плаксиво протянула Люся. "Почему меня, а не тебя? - отстранение подумал я, с недоумением вглядываясь в застывшее лицо Владика. - Кто я ему такой?"

В голову ударила жаркая волна, и я понял, кто я такой. Тело Владика дрогнуло и как бы раздвоилось: причем один Владик продолжал неподвижно лежать под простыней на койке, а второй приподнялся сквозь простыню, открыл глаза и посмотрел на меня с укором.

"Почему ты меня не предупредил о перестрелке в погребке? - беззвучно спросил второй Владик. - Ведь ты знал..."

Я крепко зажмурился, заскрипел зубами и замотал головой. Кровь прилила к лицу, в ушах шумело, но постепенно жаркая волна схлынула, и я отважился открыть глаза. Раздвоение Владика закончилось, он снова неподвижно лежал на койке под простыней.

Да уж, виноват перед Владиком я на все сто процентов. И вину эту ни загладить, ни измерить.

- Как он? - тихо спросил я.

- П-плохо... -через силу выдавила Люся.

- Когда была операция?

- Не... не было операции...

- Как так? - возмутился я. - Почему?

Люся судорожно перевела дыхание, выпрямилась на стуле и принялась кулачками вытирать слезы, размазывая тушь по лицу.

- Она больших денег стоит... Пять тысяч... долларов...

Я непроизвольно присвистнул. Аппетит у хирургов был чрезмерным. Что им по нынешним временам клятва Гиппократа, когда во вроде бы цивилизованном обществе вновь, как в животном мире, воцарился биологический закон естественного отбора? А посему выживать должен сильнейший. То есть богатый. Есть деньги - живи, нет - помирай.

- У меня только две тысячи... - продолжала всхлипывать Люся.-Вы не займете еще три?

Я молчал, глядя в сторону. Моих двухсот долларов оказалось не просто маловато, а смехотворно мало.

- Умрет ведь... - потерянно протянула Люся.

- Разве Еся не поможет? - тихо спросил я и почувствовал, что краснею. Тоже, называется, нашел выход.

- А что Еся? - Люся безнадежно махнула рукой. - Еся, как всегда, был в своем амплуа... "Понимаешь, Люсечка, я бы Владику на опе'ацию с до'огой душой и десять тысяч дал, да нет сейчас у мине..." - с горькой усмешкой передразнила она владельца погребка.

- Плохо дело... - покачал я головой и честно признался: - А у меня только двести долларов. Все мои сбережения.

Сказал, словно гордиев узел разрубил. И будто гора с плеч свалилась.

Ни тени недоверия не мелькнуло на лице Люси. Она понимающе закивала, и вновь по щекам побежали слезы.