Валентин Юрьев - Отбросы Страница 7

Перебирая все варианты защиты и в поисках причины отказаться, я мысленно всё время натыкался на огромные кучи мусора, которые уже много лет преследовали меня хуже любого кошмара.

Мусор покрывал все сокровенные точки моей планеты, где раньше удалось побывать и найти нетронутые и чистые уголки. Огромные залежи человеческих отбросов покрывали горы, реки, леса и даже болота.

Еще недавно в тех местах, где я так любил бродить или плавать, был дикий нетронутый край, но обилие туристов низкого пошиба но массового масштаба, толпищ машин новых русских с мощными двигателями, жуткие по размерам трактора и самосвалы, спекулянты землей и лесом, военные, наглые, как и во все времена, не жалевшие никакой природы во имя "высокой цели", естественный развал брошенных деревень, колхозов, хозяйств, беспардонные свалки, стихийно и непредсказуемо вылезавшие как чирьи — все они и многое другое превратили мою любимую Землю в больное и раненое существо.

А там, где не было свалок, там деляги всех мастей беспардонно и нагло воровали лес, воровали нефть и газ, вылавливали рыбу и крабов и увозили за границу. Да ладно бы, ещё, в Штаты или другие богатенькие страны, это было бы хотя бы объяснимо, но нас грабили даже нищие китайцы, бывшие друзья СССР, которые и сами то без штанов сидели. И это мучило меня как плевок в душу.

Но если в классической литературе раненую любимую лошадь герою надо было добить выстрелом из кольта в ухо со слезами на мужественном лице, то что мог сделать я даже с кучкой себе подобных "зеленых" друзей?

Пока ещё были силы, мы с маленьким сыном жгли мусор, оставленный пьяными компаниями на берегах рек. Но компаний становилось все больше и они становились все пьяней год от года.

Мы писали в газеты о том, что в траншею с газовой трубой, прорытой лично для товарища М., для его личной дачи, в лесу прорублена просека шириной с хорошее шоссе, что местные организации незаконно свалили тонны бытового мусора и закопали его вместе с трубой. Ответа никогда не было.

Мусором была вся страна, особенно люди, которые ее населяли. С трудом опомнившаяся от могучих ударов перестройки, она застыла в классической позе нищего, протянув свою руку на Богатенький Запад и все последние запасы из земли потащила туда.

Никакого развития не было. Все заводы практически остановились. Зарплата по стране осталась в десять раз ниже пособия по безработице у Старшего Брата.

По всей стране то и дело обрушивались кровли зданий, мосты, железные дороги, их латали и кроили, после чего они ломались ещё чаще. Горели склады и электростанции. Каждый день начали разбиваться самолёты и взрываться шахты, к этому привыкли и уже даже не объявляли траур, нельзя же постоянно жить в черной одежде.

А в это время по дорогам, переполненным милицией с автоматами, прямо по основным трассам почему-то спокойно проезжали бандиты всех мастей, перевозя тонны оружия и взрывчатки, от которых гибли сотни людей. Я ездил по этим дорогам и мне, простому, честному гражданину приходилось постоянно предъявлять паспорт и машину для досмотра, стоя в коридоре из бетонных блоков и колючей проволоки.

А бандиты как-то проезжали свободно!

Наука, военная техника, всё то, чем мы гордились столько лет, спокойно разворовывалось, перепродавалось, гнило. Миллионы талантливых инженеров продавали себя, уезжая куда угодно, но насовсем, миллионы красивых девочек продавали себя во всех видах и во всех формах, миллионы мальчиков убегали из дома и присоединялись к клану беспризорников, наводивших ужас на жителей больших районных центров.

В Москве, в столице уже в те годы шаталось несколько сот тысяч беспризорников. А уж сколь там ютилось китайских и корейских кули, спавших в гнилых бараках как шпроты друг на друге, просто счёту не поддавалось.

Города и поселки заполнили кучки вечно пьяного и по-собачьи нагловатого молодняка, символом которого я бы выбрал парочку: лет по четырнадцать, которая сначала тянет из банки пиво, задрав голову к небу, а потом тут же, прямо у ларька, густо обрамленного разбитыми коробками и ящиками, шебуршится в своих гениталиях, называя это сексом, на глазах у всех прохожих среди таких же точно как они, личностей в одинаковых черных кожанках и с кольцом в носу.

Дебилизм в глазах и мат в звуковом пространстве, одинаково лысые головы и одинаковые одежды, делающие их всех похожими и сливающими их в сознании в одно гадкое пятно.

Это были будущие строители нашего общества и его будущие обитатели. Именно под их общественный заказ все экраны заполнились дешевыми примитивными боевиками, голые задницы ярко светились на всех рекламах, а многочисленные яркие шоу с теми же местами человеческого тела создавали у юных созданий иллюзию того, что достаточно только оголить свою собственную жэ, чтобы тут же получить миллион и покатить по жизни в шикарном лимузине.

Были и другие дива. Откуда-то повыползали брюхастые батюшки, которые давали целовать свои волосатые руки и за это приобретавшие новенькие иномарки и особняки. А ярые партийные работники, ранее клеймившие Бога и душу внезапно стали необычайно верующими, как будто рассчитывали этим замолить свои старые грехи.

Сам первый Президент, наш любимый демократ номер один, когда-то член КПСС до мозга костей, отстаивал в Загорске многочасовую службу на Пасху и это показывали аж по трём каналам телевидения из четырёх, причем одновременно, как будто одного было мало.

Стали привычными суды над милиционерами, участвующими в бандитских налётах. И вскоре мы узнали, что чуть ли не вся милиция покупает свои должности, чтобы лучше было "работать".

Лучшие районы городов и уголков уникальной природы начали заселяться странными и незаметными личностями, в шикарные особняки, при этом сотни дедушек и бабушек, бывших работяг, воевавших и поднявших страну из грязи после войны, расползались бомжами, оставшись без жилья.

Зацвела и стала махрово процветать торговля людьми. И рабами — мужиками, и девушками для известных целей, а ещё детьми для неизвестных целей, среди которых значилось использование их органов в хирургии.

А второй Президент всё время обещал.

То вдруг обещал наладить спортивную работу с молодёжью, а я, поначалу веря ему, старый дурак, ходил смотреть заброшенные дворовые площадки на которых вместо ржавых турников и полусгнивших хоккейных коробок начали бурно вырастать частные гаражи, несмотря на вопли бабушек у подъезда.