Клиффорд Саймак - Последний джентльмен (пер. О.Нартовой и И.Петрушкина) Страница 7

— Вы так поздно, сэр, — сказал Адамс, — мы беспокоились.

— Мне очень жаль, — сказал Харрингтон, — меня сильно задержали.

Адамс посторонился, пропуская его в дом.

— Вы уверены, что все в порядке, сэр?

— Да, конечно, — ответил Харрингтон. — Я навещал Сэдрика Мэдисона из "Ситюэйшн". Он оказался отличным парнем!

— В таком случае я снова пойду в постель, сэр. Раз с вами все в порядке, я усну спокойно.

— Не беспокойтесь. Спасибо, что подождали меня.

Он стоял у двери в кабинет и смотрел, как Адамс медленно поднимается по лестнице, потом вошел в кабинет и включил свет. Комната сомкнулась вокруг него с привычной близостью, с запахом уюта и ощущением того, что он дома. Харрингтон стоял, глядя на сомкнувшиеся ряды книг, обтянутых кожей, на аккуратный стол, на старое удобное кресло, на толстый мягкий ковер.

Снимая пальто, он ощутил в кармане сложенную газету. Удивленный, он достал ее, развернул, в глаза ему бросился заголовок. И тут же комната мгновенно и странно изменилась. Она больше не была аккуратным святилищем. Она стала просто рабочим кабинетом пишущего человека. На полках стояли не обтянутые кожей элегантные тома, а неровные ряды потрепанных, с неаккуратно загнутыми страницами книг. Ковер не был больше старинным и мягким. Он превратился в дешевый новый ковер фабричной работы.

— Боже! — охнул Харрингтон почти умоляюще. Он чувствовал, как на лбу выступила испарина, руки его неожиданно задрожали, колени подогнулись, потому что он изменился так же, как и комната, а комната изменилась, потому что изменялся он. Он больше не был последним джентльменом и снова стал той, другой, гораздо более реальной личностью, которой уже был весь вечер. Он снова был самим собой. И знал, что произошло это благодаря заголовку в газете. Харрингтон осмотрел комнату и понял, что теперь видит ее правильно, что такой она была всегда. Он нашел себя через тридцать лет и затем — он взмок при этой мысли — снова потерял себя, легко и не сознавая этого, даже ничего не заметив. Он пошел, чтобы увидеть Сэдрика Мэдисона, с этой самой газетой, зажатой в руке, пошел без ясной цели. И вот он снова увидел свой кабинет не таким, каков тот на самом деле. Харрингтону снова захотелось прочесть знакомое имя на могильной плите. Он снова вспомнил ужины с давно умершей матерью. Его снова заставляли вообразить, что уличная забегаловка — это прекрасный ресторан, и, конечно, еще многое. Думать об этом было унизительно, но не только унизительно — в этом заключались и метод, и цель, и теперь было важно понять, что это за метод и что за цель.

Он уронил газету на пол, подошел к бару, достал бутылку и стакан. Налил немного, выпил. Ты искал начальную точку, сказал он себе, и такой начальной точкой оказался Сэдрик Мэдисон, хотя и не все этим объяснялось. Он не только ключ, но, по крайней мере, с него началось.

Харрингтон пытался мысленно восстановить эти часы, ища хоть какую-нибудь щель, вспоминая, в какой момент он изменился, но ничего не нашел. Но ведь когда-то он изменился — или скорее его изменили, вернули в маскарадный мир, навязанный ему много лет назад. И в чем смысл этого маскарада? Что заставило изменить жизнь человека, или, вероятнее, жизнь многих людей? Возможно, попытка навязать благоденствие, неудержимое стремление делать добро, навязчивое желание вмешаться в жизнь других людей. Или это сознательная, тщательно спланированная попытка изменить ход мировых событий, изменить судьбу человечества, чтобы привести его к определенному конечному результату? Значит, кто-то, организовавший это, обладает умением предсказывать будущее, способностью отыскать в настоящем те ключевые факторы, изменив которые в нужном направлении, можно изменить и будущее.

Яростно зазвонил телефон на столе, он в ужасе повернулся. Телефон зазвонил вторично. Харрингтон подошел к столу и взял трубку. Звонил сенатор.

— Добрый вечер! Я не поднял вас?

— Нет. Я только собирался ложиться.

— Вы, кончено, слышали новость?

— По радио, — сказал Харрингтон.

— Белый дом назвал…

— И вам пришлось согласиться…

— Да, конечно, но…

На другом конце провода послышался странный звук, как будто сенатор задыхался.

— В чем дело, Джонсон? Что происходит?

— У меня был посетитель, — сказал сенатор.

Харрингтон ждал.

— Престон Уайт. Вы его, конечно, знаете?

— Да, издатель "Ситюэйшн".

— Он явился тайно, — продолжал сенатор, — как в драме. Разговаривал шепотом и сугубо конфиденциально. Как будто мы с ним участвуем в каком-то заговоре.

— Но что…

— Он предложил мне, — сказал сенатор, почти задыхаясь от гнева, — право исключительного использования Харви…

Харрингтон прервал его, сам не зная почему, как будто боялся продолжения.

— Вы знаете, я помню, как много лет назад — я был тогда еще мальчишкой — в редакции "Ситюэйшн" устанавливали Харви.

Он был удивлен тем, как хорошо помнит это — гром фанфар и крики "ура". Хотя в то время, он припомнил, никто не обратил на это особого внимания: "Ситюэйшн" и раньше был известен регулярными подсчетами. Теперь все по-другому. Теперь все читатели колонки Харви, и даже в самых влиятельных кругах его данные считались непререкаемыми.

— Харви! — плюнул сенатор. — Железный калькулятор! Механический предсказатель!

Так оно и есть, подумал Харрингтон. Именно это он и искал. Ибо Харви был предсказатель. Каждую неделю появлялась в журнале его колонка предсказаний.

— Уайт был очень настойчив, — сказал сенатор. — Держался по-дружески. Он предоставил Харви в мое полное распоряжение. Он заявил, что будет давать мне заранее просматривать все предсказания. Будет получать их немедленно по моей просьбе и не станет печатать те, которые могут мне навредить.

— Это была бы неплохая помощь, — заметил Харрингтон. Ибо Харви был хорош. В этом не могло быть сомнений. Неделю за неделей выстреливал он свои точные предсказания.

— Мне это не нужно! — закричал сенатор. — Я не желаю иметь дело с Харви. Это самое скверное, что случилось с общественным мнением. Человеческая раса должна полагаться на собственную рассудительность, она должна иметь право принимать или отвергать предсказания любого учителя и мудреца. Но наше технологическое общество выработало новый фактор — непогрешимость машины. Мне кажется, что "Ситюэйшн", используя аналитический компьютер, очеловеченный именем Харви, изменяет ход мировых событий, опираясь на человеческое легковерие. И я не желаю в этом участвовать. Я не желаю иметь ничего общего с…

— Я знаю, что Уайт за вас, — сказал Харрингтон. — Я знал, что он одобряет ваше назначение, но…