Евгений Белоглазов - Нуменал Анцельсы Страница 7

Океаны северной и южной полусфер различались не столь существенно. Но и в них сохранялось главное условие: экваториальный пояс разделял воду на «живую» и «мертвую», причем раздел этот, как определили палеонтологи, уже существовал в момент зарождения первых организмов.

Но самым необычным и загадочным образованием в Эстерии, да и во всем южном полушарии, было то, что впоследствии назвали метаплазмой или псевдожизнью. Это были сгустки органического вещества; биоструктуры, объединяющиеся в сложнодифференцированные комплексы, способные неадекватно реагировать на воздействие внешних факторов; сообщество клеток, наделенное свойствами самообучения, пространственной ориентации и передвижения. Перечень их признаков можно было продолжать до бесконечности. И почти все они соответствовали качествам, свойственным биологически активной материи, живому веществу.

Некриты — так их назвали, не придумав ничего лучшего — были очень похожи на живые биосистемы. Они состояли из соединений таких же элементов, перемещались, обладали инстинктом самосохранения, реагировали на опасность, росли, воспроизводили потомство, собирались в группы и целые колонии… словом, вели себя так, как живые организмы. Но при этом они не дышали, не потребляли пищи, не реагировали на ЕМ-спектры и являли собой типичный пример некроценоза, зародившегося на углеродной основе и затем медленно эволюционировавшего брадителическим[7] путем в условиях, исключающих контакт с биоторией северной полусферы планеты. У них отсутствовали пищеварительная, выделительная, нервная, эндокринная системы и вообще сколь выраженная специализация ксеноморфных, часто округло-приплюснутых, покрытых плотной с игольчатыми наростами коркой тел. Они были неуклюжи. Передвигались медленно с помощью попеременно вырастающих из оболочки щупалец-псевдоподий. Размножались делением и достигали метровой величины. Кровь им заменяла глицериноподобная жидкость, не замерзающая даже при самом лютом морозе. Ткани этих «организмов» состояли из близких к белковым структур, а температура соответствовала температуре окружающей среды. Скелет отсутствовал. В целом, они предпочитали селиться на суше, а если и в воде, то лишь в приповерхностном слое. Излюбленное место обитания — сглаженные ландшафты средних и высоких широт, а также ледники южного полюса. В экваториальной зоне некриты, так же как и организмы северного полушария, теряли способность к репродуцированию и погибали. Изучение взаимоотношений био- и некроценоза, а также анализ совокупных остатков био- и некрогенного происхождения еще до их минерализации и фоссилизации (тафоценоза), привело к весьма любопытным выводам. Некриты и их производные занимали в иерархической эволюционной схеме место неких псевдозоофитов — мертворожденных животнорастений. Как выяснилось, они обладали способностью воздействовать на живую каскаденианскую органику и умертвлять ее. Происходило это так. При контакте некриты впивались в стволы, стебли, листья, кожу. Микроскопические формы проникали через дыхательные пути, мельчайшие отверстия и поры. Само же воздействие сводилось не к поеданию плоти северных соседей, а проявлялось в клеточном энерговампиризме (энергофагии), то есть высасывании вырабатываемой клеточными энергофабриками местной разновидности АДФ-АТФ составляющей [8], что приводило к разрушению органических структур. Каким образом это происходило, оставалось неясным. Во первых, не были известны первичные источники потребляемой некритами энергии и даже виды поддерживающих «некрожизнедеятельность» соединений, а во вторых, в естественных условиях эффект вампиризма был проявлен слабо и наблюдался только в переходной экваториальной области, куда с севера на юг вместе с детритом течениями выносился сестон, который перед отмиранием и седиментацией перемешивался и вступал в реакционные взаимодействия.

Вырисовывалась следующая картина. Биос и некриты могли существовать только в пределах исключающих контакт географических зон, соответственно расположенных на северной и южной половинах планеты. Условия, обеспечивающие функционирование метаплазмы, являлись убийственными для северной биоты, и наоборот. Террастианам ничего не оставалось, кроме как признать существование южнее экватора некоего источника причин (впоследствии названного «s-фактором»), способствующего функционированию опять же некоего ненаблюдаемого поля или излучения, которое, в отличие от классической схемы формирования каскаденианского биогеоценоза с присущими ему пищевыми цепочками, привело к аномалии, выраженной в появлении слабоэволюционирующего или даже инволюционирующего брадителического некроценоза на углеродной основе, питание которого при явно выраженном энерговампиризме осуществляется по неизвестному науке принципу. По сути это были трупы, но почему-то не разлагающиеся и, более того, способные воздействовать на окружение. Осознание этого факта произвело эффект разорвавшейся бомбы. Далее выяснилось, что с повышением активности некроценоза повышается и его пожирающая способность. Другими словами, если бы не естественный раздел, некриты распространились бы по всей планете, уничтожив как растительный, так и животный мир. И тогда расцветающий Нордленд ничем бы не отличался от пустынной Эстерии. Первым выразил такую мысль Артур Селищев — биолог из состава второй ратационной волны. Во время одной из экспедиций на южный континент он — скорей случайно — прихватил с собой средних размеров «стегоцефала» (так почему-то стали называть представителей наиболее распространенного вида нордлендских земноводных) и там поместил его среди вяло шевелящихся некритов. Сначала ничего не произошло. Но через некоторое время энергофаги пришли в движение, а затем, как стая пираний, набросились на впавшего в ступор беднягу. Дальнейшие опыты подтвердили выводы Селищева. Однако в связи с последовавшей вскоре эвакуацией, исследование темы взаимоотношения ценозов было прервано.

4

Поселенцы… При мысли о них Шлейсер стал вспоминать то немногое, что приходилось слышать раньше. Лет десять назад жребий, замешанный на дрожжах судебной непредсказуемости, свел на Каскадене пятерых осужденных: трех землян, одного легионера-космодесантника и небожителя из недостроенного «эфирного» города на Меркурии. В свое время о готовящемся эксперименте много говорили, гадая, сколько продержатся невольно явленные робинзоны. Большинство экспертов считали, что долго они не протянут и склонялись к мысли о бесперспективности проводимого исследования из-за отсутствия у осужденных стимула к освобождению. Словосочетание «сектор Даира» приобрело мрачный оттенок и в конце концов стало в среде космиадоров нарицательным. Оттуда не было возврата. Поэтому перспектива провести остаток жизни в роли испытываемого материала, в отрыве от цивилизации и в постоянном ожидании смерти неизвестно от чего, никого не привлекала. Каскадену боялись как огня. Любое упоминание о ней прежде всего ассоциировалось с таинственными силами, которые, ничем себя не выдавая, ни от каких условий не зависят и не подчиняются ни одному из известных законов. Но время шло, а поселенцы, подчиняясь непонятной логике событий, оставались живы. Их имена мало чего говорили Шлейсеру. Преступников, в том числе и именитых, хватало во все времена. Каскаденианских изгнанников больше знали по профессиям: доктор медицины, океанолог, профессор биологии, аллонавт-десантник. А теперь, в назидание другим, и он — косморазведчик — вместо выбывшего навеки скалолаза-исинтолога. Интересно, знают ли они о предстоящей встрече? И потом, хватит ли у него запаса мимикрии, чтобы ужиться в компании лишенных прав и голоса экстрадентов? В возможность вырваться отсюда как-то не верилось. «А сам ты кто? — подумалось в очередной раз. — Чем отличаешься от них? Попыткой самооправдания? Так и у них не меньше веры в свою безгрешность. Разве не являюсь я таким же лиходеем, которого следует не меньше опасаться?..»