Михаил Харитонов - Девоншир Страница 7

— Спасибо, доктор, — почти нормальным голосом сказал он. — Хорошо, что вы всё-таки приехали. Я тут с войны.

— И что же? — ужаснулся Ватсон, — они всё это время вас держали… в таком виде?

— Пустяки, — доктор Мортимер махнул рукой. — У нас тут время течёт по-другому, а когда не надо — вообще не течёт. К тому же мой хозяин на меня несколько обижен, поэтому на мою долю никакого времени и вовсе не выделяли. Я хранился, как сардина в жестянке. Кстати, — оживился он, — чем закончилась та заварушка? Надеюсь, усатый болван Вильгельм получил по шапке?

— Сейчас он живёт в Голландии, разводит капусту и пишет мемуары, — усмехнулся Ватсон.

— Славно. А то тевтонские варвары меня очень больно расстреляли, — доктор поморщился.

— Мы собрались здесь не для того, чтобы предаваться личным воспоминаниям, — напомнил господин Алабастр. — Сейчас вы должны честно и без утайки рассказать все обстоятельства, связанные с делом Баскервилей.

— С чего начинать? — буркнул доктор Джеймс Мортимер. Ватсон про себя отметил, что Джеймс несколько огрубел в окопах.

— С проклятия рода, — распорядился Алабастр.

— Эту часть можно пропустить, — сказал Ватсон. — О проклятии я знаю. Доктор Мортимер зачитывал мне и Холмсу рукопись сэра Гуго, потомка того самого Гуго Баскервиля… Или вы о чём-то умолчали?

— Было дело, — признал доктор. — Нет, рукопись-то я прочёл слово в слово. Просто к тому времени кое-какие неприятные детали забылись. Хотя основные факты в ней изложены верно. Проклятие Баскервилей и в самом деле существует, и виной тому — дерзкий и нечестивый Гуго.

— Который посягнул на честь сельской барышни? — вспомнил Ватсон.

— Вот именно, — подтвердил Джеймс. — А теперь я расскажу подробности.

Ватсон заметил, что кабанья голова на стене как-то обвисла вниз и поджала ушки. Похоже, для родового духа наступил неприятный момент.

— Итак, в глухие времена некий Гуго Баскервиль, жестокий и надменный хозяин поместья, поймал и увёз к себе девицу, фермерскую дочку — понятно зачем. Он и раньше такое проделывал, и ему всё сходило с рук. На нашу беду, девица была из древнего рода друидов. Её ничему не учили, но у неё был врождённый Дар…

— О котором она, похоже, сама не подозревала, — буркнул с сожалением кабан.

— Вот именно… Гуго привёз её в свой дом и принялся пировать, оставив девушку на сладкое. Она тем временем сумела бежать, спустившись по плющу со стены замка. Гуго бросился в погоню…

— И за ним погналась адская собака, — напомнил Ватсон.

— Вот тут и начинаются расхождения с легендой. Он её настиг, поймал, а дальше проделал всё то, что намеревался. То есть надругался над ней и потом на всякий случай задушил. На свою беду, он совершил всё это у древнего капища друидов, у священных каменных столбов, где древняя магия сильна даже сейчас, а уж в те времена… И когда он кончал с девушкой, она его прокляла.

— Как именно? — скучающим тоном знатока спросил господин Алабастр.

— Назвала его мерзкой собакой, всех его детей — хищными псами, и пожелала всем Баскервилям, посягнувшим на женщину, жрать собственное семя. Вряд ли бедняжка надеялась, что её — слова сбудутся. Но естественная магия умирающей ведьмы, усиленная магией капища, сработала. С тех пор весь род Баскервилей проклят. Всякий потомок сэра Гуго, пытающийся совершить насилие над женщиной, превращается в пса. И стремится сожрать своё семя, то есть потомство и родственников. То есть других Баскервилей, если они не убьют его раньше… Разумеется, первым на собственной шкуре это испытал сам Гуго Проклятый. Его прикончили его же дружки, застав над трупом девушки. Которым он ужинал.

— Это похоже на то, что происходит с оборотнями, — заметил господин Алабастр, — только превращение необратимо.

Ватсон задумался.

— Пожалуй, — наконец, сказал он, — подобное проклятье не мешало бы наложить на добрую половину человечества. Это навеки пресекло бы самое отвратительное из всех преступлений, совершаемых мужчинами.

— Не могу не отметить, что достопочтенный мастер Ватсон совершенно прав, — кабанья голова вздёрнула рыло. — В сущности говоря, это прискорбное происшествие весьма способствовало умножению добронравия в нашем семействе, каковое могло бы послужить примером многим прочим родам, среди которых…

— Не всё так прекрасно, — лицо доктор Мортимера пересекла злая усмешка. — Кровь беспутного Гуго время от времени давала о себе знать. Не будем сейчас вспоминать, сколько Баскервилей обратилось в псов, и что ними случалось дальше. Несколько раз…

— Это не суть важно, — перебил кабан, — ибо в конце концов мы решили более не оставлять наследников Гуго без присмотра. Посему с некоторых пор мужчин из этого рода, живущих в родовом замке, где проклятье особенно могущественно, сопровождает советчик и спутник, знающий тайну и облечённый полномочиями хранить его и защищать, в особенности же от соблазнов, приводящих к осуществлению проклятия. Таковые обычно избираются нами из низших духов, имеющих тело, и благословляются нами на подобное служение.

Ватсон вопросительно посмотрел на доктора Мортимера. Тот ответил на взгляд коротким кивком.

— Теперь расскажите нам о сэре Чарльзе, — потребовал Алабастр.

— Он долго жил в Южной Африке и не нуждался в спутнике, — ответил Мортимер, — Женщины там доступны, к тому же в тех землях своя магия, и проклятие не столь действенно, как в девонширских болотах, близ Гримпенской трясины. Но ему вздумалось вернуться в родные края. Тогда-то я и вышел из родного болота и приступил к своему служению, которое закончилось столь плачевно.

— А статьи в «Ланцет» вы отправляли прямо из трясины? — язвительно спросил Ватсон.

Доктор только махнул рукой.

— Мне не чуждо тщеславие. Это нам вообще свойственно. Нам — в смысле болотной нечисти. Например, знакомый вам Йожин мечтает, чтобы о нём сочинили песню. А я изучал биологию и отправлял статьи в научные журналы. Приходилось, конечно, немного отводить глаза, чтобы создать впечатление, что меня где-то видели и помнят. Зато, когда я получил разрешение на постоянное пребывание на твёрдой почве, у меня уже имелась репутация в научных кругах. Собственно, поэтому сэр Баскервиль меня и отрядил на такую работу. Я был командирован к сэру Чарльзу Мортимеру, охранял и защищал его, был его врачом и другом.

— О чём мы весьма сожалеем, — вздохнул кабан, — ибо ты не исполнил своего долга, и даже изменил ему…

— У меня не было выбора! — крикнул подсудимый.

— Тихо! — рявкнул господин Алабастр. Ватсону почудилось, что из ноздрей господина обвинителя посыпались искры.