Евгений Прошкин - Магистраль Страница 72

Шорохову стало тоскливо. Захотелось принести канистру бензина и все к черту сжечь. Не исключено, он бы так и сделал. Если бы не был уверен, что пожар потушат раньше, чем он достанет спичку.

На обратном пути Олег захватил то, о чем забыл вначале, — кое-что из продуктов и еще какие-то мелочи, еле поместившиеся в двух огромных сумках. Он и не думал, что человеку для простого существования нужно так много. Спохватившись, что Асе не в чем ходить, Шорохов набрал ей всяких необычных шмоток. Вместо порванной футболки он купил яркий полосатый свитер с аппликациями на рукавах. Олег решил, что Асе должно понравиться.

— Прикольно, — оценила она, посмотревшись в зеркало. — Ты и тапочки принес? Значит, мы здесь надолго…

— Не знаю, — честно ответил Шорохов.

— Как там Дактиль поживает? — осведомилась Ася. — Ты с ним ничего не сделал?

— Ничего… Поживает.

Пока его не было, Ася навела в квартире порядок и приготовила что-то непонятное, но вкусное. Таких способностей Олег за ней не подозревал, он привык, что Прелесть либо качает права, либо печалится. И то, и другое — обязательно с длинной ментоловой сигареткой в зубах.

— Скучно, — пояснила Ася. — О!.. Я, между прочим, вздремнула.

— Поздравляю.

— Да я не про то! Я опять сон видела.

— Интересно…

— Какая-то гостиница убогая снилась. Мы что, должны были в ней жить?

— Мы в ней и жили.

— Ужас… Там еще за стенкой кто-то стонал. Так противно…

— Что противно? — спросил Шорохов, торопливо изобретая приличную отговорку.

— Стонали. Громко и ненатурально… Олег, да это же твой номер был! — возмутилась Ася.

— Нет, не мой.

— Через стенку. Конечно твой! И ты мне тут еще сцены ревности закатывал?!

— Тебе пригрезилось, — заявил Шорохов, делая вид, что разыскивает сигареты, и постоянно поворачиваясь к ней спиной.

— Сама знаю, — сказала Ася, упорно его обходя и заглядывая в глаза. — Но это же было! Да нет, мне все равно,… что хочешь и с кем хочешь, но…

— Не было! — отрезал Олег. — Мы с тобой сидим на съемной квартире и прячемся от Службы. Вот реальность. Все остальное — твои сны.

— Созданные на основе такой же реальности, — добавила Ася.

Чтобы прервать этот разговор, Шорохов зашел в ванную и, открыв воду, не спеша выкурил сигарету. Тот ублюдок, что составил Асе программу на последние три дня, знал все. Как она разденется во время теста, как Лопатин привезет их в отель «Урал», как они поцапаются и как Олег пригласит к себе девицу из гостиничного сервиса. Все эти детали можно было найти у Аси в памяти — но лишь после того, как его напарница проживет свои трое суток в Службе. А прожила она их именно по программе, которую слепили из ее же воспоминаний. Шорохову было совершенно не ясно, где тут начало, а где конец, и чем дольше он размышлял, тем глубже увязал в этом парадоксе.

Олега радовало только одно: для реализации мнемопрограммы требовалось соответствие внешних обстоятельств тем условиям, которые были в нее заложены. Иными словами, пока Ася не попала в Службу, пока она не принимала участия в операциях, установки ее программы не проявлялись. Шорохов надеялся, что так будет и дальше — Ася увидит еще несколько снов, вплоть до последнего, полностью впитает опыт оператора Прелести, а потом… Тут Олег терялся. Что произойдет, когда ее подсадка завершится, он не представлял. Прожив три дня по своим субъективным часам, Ася уже не станет выскакивать перед Криковой — хотя бы потому, что узнает, чем это грозит.

«Прелесть увидит во сне свою смерть… — отрешенно подумал Олег. — А если она будет спать еще и днем, то это случится раньше. Возможно, уже завтра».

— Ася, ты не чувствуешь никаких позывов? — спросил Шорохов.

— Чего?…

— Ну, побуждений. Всякого такого.

— Нет, кажется. На улицу хочу, — сказала она, помедлив. — Очень хочу. А ты?…

— И я не чувствую, — признался Олег. — А на улице холодно…

— Если тебя тоже запрограммировали, у тебя ведь и сны должны быть…

— Никаких снов.

Шорохов сообразил, что в этом смысле мало чем отличается от Прелести. Он, как и Ася, выпал из учтенной в программе среды, из того «набора обстоятельств», в соответствии с которыми должен был действовать. Однако сама программа осталась — все эти воспоминания по-прежнему сидели в мозгу, и они должны были тянуть за собой хвост поступков. Но не тянули…

— Чего насупился? — спросила Ася, складывая тарелки в мойку.

— Думаю…

— Олег, я, пожалуй, выгляну на улицу. Ненадолго.

— Нет.

— Да не буду я никуда соваться! Мне и сунуться-то некуда. Просто… понимаешь, это принципиальный вопрос. Я их не боюсь. И я должна доказать… Не им — себе самой.

— Зато я боюсь. Если Лопатин узнает, где ты, нам не придется ни геройствовать, ни прятаться. Он что-нибудь поменяет в прошлом, и мы окажемся в новой редакции. Ты — в Службе, я… тоже где-нибудь. И никто ничего не заметит.

— Почему они так за меня держатся? Как будто на мне судьба человечества висит… Олег, что они для меня приготовили?

— Сама увидишь, — буркнул Шорохов. — Заснешь и увидишь.

«Человечество, как же!.. — скривился он. — Старая психопатка из Европарламента — это еще не человечество».

Асе приятней было верить, что ее запрограммировали на крупный подвиг. Жить, а тем более умирать, всегда хочется не напрасно. Однако для Службы голос вице-спикера стоил дороже, чем оператор Прелесть, вместе с ее жизнью и смертью… Для Службы — но не для Олега.

— Ты что-то сказал?… — Ася обернулась и посмотрела на Шорохова так, словно он предложил ей руку и сердце.

— Нет…

Олег взял пояс Алика и вытащил из него синхронизатор. Затем разыскал второй ключ от квартиры и сунул его себе в карман Телефонный провод он перерубил в двух местах, но, не удовлетворившись этим, положил аппарат в полиэтиленовую сумку. — Ася, у тебя мобильник есть?

— Есть, только пользоваться им не стоит.

— Вот и я о том же… — Олег нашел маленькую голубую трубку и, выдрав аккумулятор, швырнул ее в форточку.

Кажется, все. Двенадцатый этаж, дверь она не откроет, на помощь не позовет — ни в здравом уме, ни в бреду. Стремление Аси выбраться на улицу Олега беспокоило, и, чем невинней оно выглядело, тем сильнее он волновался. Пока мнемопрограмма, к тому же сбитая, не была отработана до конца, любое желание могло означать тягу к ее выполнению. Скорее всего, неосознанную, идущую изнутри, на уровне инстинкта.

«Шорох, ау тебя ведь паранойя… — сказал себе Олег. И сам себе ответил: — Ясен хрен, паранойя. Это и есть моя жизнь. Помнить то, чего не было, и жить в том, чего практически нет…»