Р. Лафферти - Сборник рассказов Страница 73

— Да все по нашей же схеме. Я только немножко сдвигаю вещь во времени — и дело сделано. Все, что когда-нибудь было полным, может быть наполнено вновь, если перенести это назад, в полноту.

— Твои объяснения мне ничуть не помогают, командир. Но если это работает, надо думать, идея хорошая.

— Это работает, Карло. Я думал, ты знаешь. Мы ведь давно используем это.

— Слушай, ты говоришь и говоришь, кавардачер, а мне нисколько не становится понятнее, как ты можешь, например, так быстро меняться?

— Ну что ты, Карло, мы же живые люди, — ответил клоун. — Уж такие мы есть.

В тот же день Финнерти, хозяин шоу, разговаривал с Картеллом о коротышке:

— Знаешь, твой брат из Старой Страны дал новую жизнь представлению, — сказал он. — Оставь его в шоу. Мы можем поговорить о деньгах — подумай о цифре. И как платить — ему или вам двоим?

— Платить мне, — сразу же ответил Карл «Великий Замбези» Картелл. Он был смущен, но не настолько, чтобы потерять счет деньгам.

— Тебя приняли за моего брата из Старой Страны, — говорил Картелл немного позже колоброду, — и ясно почему. Я все удивлялся, кого же ты мне напоминаешь… Эй, прекрати превращаться в индюка!.. Знаешь, если бы ты был побрит и причесан, — надо же, вот это скорость, кунштюкин! — сходство было бы еще больше. Ты очень похож на меня. И вообще, чертовски привлекательный малый. Я, правда, не знал, что у меня есть брат, и понятия не имею, где эта Старая Страна. Лично я родился на Эльм-стрит в Спрингфилде.

— Может быть, «брат» означает какую-то иную близость, Карло? А «Старая Страна» может значить что-то особое для нас. Послушай, а вдруг так называется место на другой стороне твоего океана?

— Король болтунов, ты такое же трепло, как… ну, я не знаю… такое же трепло, как я, — сказал Карл Картелл.

Иногда коротышка пугал своими дикими выходками, но не специально, а по наитию. Для него «подумать» и «сделать» означало одно и то же. Хорошо, что все любили его, иначе они бы его просто повесили.

Еще коротышка постоянно размножал вещи. Картелл умолял его открыть секрет:

— Мы можем быть богаты, мой маленький Крез, по-настоящему богаты, — ныл Картелл.

— Но мы и так богаты, Карло. Мир не видел еще таких ротшильдов, как мы! Неужели ты не способен оценить всю уникальность того, что мы делаем! Да, мы готовились годы, зато это — величайший из трюков, а мы теперь — жители безграничного мира, где все принадлежит нам.

— О-о, крокодилий коготь, я не просил тебя читать лекцию! Я просил лишь научить меня, как заставить плодиться стодолларовые бумажки.

— Да я же показывал тебе сотню раз, а ты все ждешь чего-то иного, — удивлялся коротышка. — Ты просто берешь старый тощий бумажник, который знавал когда-то лучшие времена, и возвращаешь его в то прежнее состояние, а деньги забираешь. Потом можешь повторить все снова. Только зачем тебе деньги?

— Ну, скажем, у меня такое хобби — собирать деньги.

— Это я понять могу. Положим, мы могли бы иметь купюры в 5, 10, 50 долларов, но зачем нам множество их близнецов? Нет, Карло, в тебе нет истинной страсти коллекционера.

— Страсть-то во мне есть, кролик. Только мне она не помогает повторить твои фокусы…

— Знаешь, Карло, боюсь, единственная причина в том, что ты слишком глуп, хотя мне очень больно говорить это об одном из нас.

Озарение пришло к Замбези-Картеллу, когда он увидел очередной трюк клоуна со старой шляпой. Это случилось на распродаже, на которую коротышка заглянул из любопытства, — он был фантастически любопытен.

— О, что за фея, должно быть, носила ее, — воскликнул он. — Что за фея!

Пока маленький к. держал шляпку в руках, появилась сначала очаровательная головка, такая, что ее вполне можно было сравнить с головкой феи. Наконец, дорисовалось и все остальное, принадлежащее молодой леди. Куртуаз очень нежно поцеловал ее и прижал к своей груди — ведь для него «подумать» означало «сделать».

— В общем, я не против, но вы испугали меня. Кто вы? И кто я? И каким образом, о проклятье, я очутилась здесь? — запищала девица.

— Вы — фея, — ответил купидон. — И, будучи таковой, имеете право появляться в любом месте. У меня была ваша шляпка, и что же удивительного в том, что я вызвал вас дополнить ее?

— Я только иногда фея, в остальное время я, кажется, домохозяйка. Боже мой, плита! Как мне попасть обратно?!

— Вы уже там… — печально сказал кифарист. И так оно и было. Во всяком случае, девицы не стало.

Вот это и оказалось предвестием беды — не для к. и не для молодой феи. Это было началом больших неприятностей для Карла «Великого Замбези» Картелла.

Картелл знал теперь, что и как получается у коротышки. Да и трудно представить себе, чтобы кто-нибудь мог демонстрировать так часто свой трюк без опаски, что такой ловкий малый, как Картелл, рано или поздно не выучит его. Беда в том, что, выучившись, он не смог остановиться.

В глубине души Картелл был неплохим человеком, но на поверхности он оказался человеком скверным. Естественное качество, скажем так, здоровой бережливости чудовищно разрослось в нем. Его индюшачья надменность стала непереносимой, скаредность завладела им целиком — вместе со злобой и мстительностью. Теперь у Картелла был ключ к богатству, причем такой, что открывал двери перед ним, одновременно захлопывая их перед другими.

Для начала он задумал взять в свои руки шоу. Для этого ему надо было разорить Финнерти, владельца и управляющего, и вывести его из игры. Бизнес в это время шел хорошо, и Финнерти каждый вечер снимал полную кассу. Но ведь известно, что прежде чем вещи стать полной, она бывает полна наполовину, а еще раньше — лишь на четверть. И вот каждую ночь, перед тем как Финнерти отправлялся считать выручку, Замбези-Картелл проделывал свой трюк с кассой, опустошая ее на три четверти. Остатка не хватало даже на покрытие издержек.

Финнерти никогда не отличался особой бережливостью и часто балансировал на краю банкротства. Так что теперь он разорился в две недели. Он продал свое шоу Картеллу за 10 тысяч долларов. Получив условленную сумму и идя вечером домой из цирка, который больше не принадлежал ему, он хотя бы ощущал приятную тяжесть в кармане. Но вы недооцениваете Картелла, если полагаете, что он мог ограничиться достигнутым. Конечно, он опустошил бумажник Финнерти, вернув его (бумажник) в состояние получасовой давности. Почувствовав некоторую легкость, Финнерти понял, что произошло, но и не подумал возвращаться.

— Хорошо еще, что мне оставили штаны, — сказал он, — если, конечно, оставили — боюсь смотреть вниз.

Плохие времена настали для счастливого семейства, которым было когда-то шоу. Вероника чувствовала себя оскорбленной и имела на то причины. Три сестры Лемон тряслись от придирчивости нового хозяина. Примерно то же самое происходило и с певцом Каруччи, и с капитаном Картером, и даже с его медведями. И к., коротышка, который стал нечаянной причиной всего несчастья, пытался держаться в стороне от буйствующего Картелла.