Владимир Печенкин - Поиск-82: Приключения. Фантастика Страница 74

— Оригинальная теория, — хмыкнул Кулагин. — Но ты непоследователен. У твоего Игоря тоже есть мотоцикл.

— Он его купил на деньги, заработанные летом в стройотряде. Для него мотоцикл — это подъем на заре, тысячи кирпичей, перетасканных на своей спине, ломота во всех мышцах и потрескавшиеся от раствора руки. Может быть, поэтому вот уже два года как он надел шлем, а мотоцикл ему не наскучил.

— Ну, тебя не переспоришь.

— А я и не спорю. Хочу только подчеркнуть, что такое, как у Шмакова, прохождение без препятствий по жизни ведет к духовному инфантилизму и в двадцать пять мужчина остается подростком, играющим супермена из вестернов. На что-нибудь серьезное он не способен. И уж, конечно, не Шмаков украл в магазине ценности.

— Значит, ценности все-таки были?

— По-моему, мы не сомневались в этом с самого начала. Стали проверять... Установили, что гражданин, у которого была заведующая Чертык в ту злополучную ночь, — директор ювелирного магазина, и связь длится не первый месяц. Конечно, это их личное дело, но когда Шмаков подарил Актаевой кольцо, купленное через Бекбулатову у Чертык, мы решили покопать поглубже, и выяснилось, что уважаемая мадам Чертык исправно снабжала серьгами, кольцами и прочей мишурой всех любительниц украшений поселка, хотя в магазин к ней ювелирные изделия никогда не поступали. Посмотрели эти вещи. Представь себе, никакой фальши, и вот что странно, продавала она их по указанной на этикетке цене. Вроде бы из личной приязни. Ну, если бы одной-двум — можно понять, но массово... Естественно, возникли два вопроса: откуда она получает ювелирные изделия фабричного производства и каким образом извлекает выгоду из перепродажи?

Ответ на первый вопрос дали в ОБХСС. Все драгоценности в разное время были получены нашим ювелирным магазином и, судя по выручке, проданы за один-два дня после поступления. Однако продавцы в один голос утверждают, что подобных изделий не продавали или продавали в очень ограниченном количестве. Вывод только один: директор «Рубина» наиболее ходовые вещицы придерживал целыми партиями, аккуратно вносил причитающуюся за них сумму в кассу, а сам сплавлял товар Чертык для перепродажи. На второй вопрос почти моментально ответили эксперты. Прием старый, как мир, — пересортица. На ювелирных изделиях цены не выбиты. Берется этикетка с завышенной ценой, прикрепляется к дешевому кольцу, и сразу оно подскакивает в стоимости, допустим, со ста рублей до ста восьмидесяти. Где они брали этикетки — выясняем. Надо сказать, эта пара, особенно в последнее время, работала с размахом. Не стесняясь, объегоривала каждого покупателя на сто-двести рублей.

— И что, такая нахальная афера сойдет этим прохиндеям с рук?

— Ты знаешь, ими еще до нас заинтересовался ОБХСС. Сейчас Чертык и директор «Рубина» арестованы. Привлечена как сообщница и Бекбулатова. Но у нас другая задача — найти того, кто выкрал клад из тайника Чертык. Своих клиентов она принимала только в магазине, где и хранила драгоценности. Они-то, видимо, и пропали, так как недавно эта преступная пара, директор «Рубина» — Чертык, получили с базы большую партию изделий общей стоимостью не менее сорока тысяч. Так что похититель знал, за чем шел. Тем более что он мог рассчитывать на полную безнаказанность. Какие бы чувства ни бушевали в душе Розы Ивановны Чертык, в милицию она бы не заявила. Преступник — человек, безусловно, хитрый, опытный и хорошо спрятал концы. Хотя, думаю, что неизвестный каким-то образом причастен к смерти Демина...

Они расстались, Пряхин принялся искать конспект лекции, которую предстояло читать в ЖБИ-2. Кулагин ушел не без удовольствия потому, что вся эта длинная история начала ему надоедать — слишком мало реальной отдачи.

«Пишешь ты, брат, много, а вот посмотрим, каков в деле», — размышлял Кулагин о Шанецком. Довелось Андрею Емельяновичу еще в молодые годы быть на усовершенствовании в Ленинграде, в клинике, славной своими вековыми традициями. Научные труды ее заведующего гремели по всей стране, издавались за рубежом, но те редкие дни, когда он снисходил до того, чтобы спуститься в операционную и взять в руки скальпель, были пыткой для всего персонала и для него самого. Хирургия — это не только наука, это еще и ремесло, у немногих переходящее в искусство. Истинное мастерство складывается из оттачивания до блеска повседневных приемов, крошечных находок, вроде определенного поворота кисти в неудобном месте, и потому часто один жест хирурга во время операции говорил Кулагину больше, чем кипы прочитанных журналов.

Было около двух часов дня, самое удобное время. Даже если профессор занят на операции, то должен скоро освободиться.

Старший лейтенант, напомнивший Пряхину о лекции, выйдя из кабинета начальника, остановился в коридоре. Потер лоб, мучительно пытаясь вспомнить, где и при каких обстоятельствах видел он этого здоровенного парня с жалким лицом. Конкретной связи не возникало, и старший лейтенант побежал по своим делам, а дел в этот день было много, потому что жена легла в больницу и надо было забрать дочку из садика, по дороге заскочить в гастроном, купить чего-нибудь себе и детям. Вечером оказалось, что сын принес двойку по математике, и надо было разобраться с этим. Но весь день и весь вечер в мозгу неутомимо ворочалась мысль: «Где же я видел этого парня?»

Поздно вечером, когда позвонила жена из больницы и принялась расспрашивать о детях, давать инструкции по хозяйству, он, позевывая, поддакивал машинально и вдруг чуть не вскрикнул: «Не видел я его! Не видел! Слышал! Это он звонил мне, что магазин обокрали. И про труп говорил!..»

«Что у тебя там случилось? — кричала в трубку обеспокоенная жена. — Почему не отвечаешь?»

Но муж ее уже придавил пальцем рычажок, чтобы тут же набрать номер телефона подполковника Пряхина.

Глава седьмая

То ли магически подействовало ходатайство доцента Людмилы Сергеевны, то ли и вправду профессор Шанецкий был обязательным человеком, — принял он Кулагина как дорогого гостя. Показал клинику, провел, торжественно представляя сотрудникам, по всем пяти отделениям. Как с равным, сетуя на трудности, долго беседовал у себя в кабинете, подарил две свои монографии, предварительно сделав трогательные надписи. И... забыл о коллеге-визитере.

Это было замечательно. Почетный гость хорош первые три дня, а потом обе стороны устают от парадной вежливости. Предоставленный самому себе, Кулагин приходил в клинику точно к восьми, как на работу. Приткнувшись в уголке огромного профессорского кабинета, высиживал длиннющие утренние конференции — «пятиминутки». На них шеф, не обращая внимания на постороннего человека, устраивал обычно грандиозные разносы сотрудникам. Никто не смел возражать, и Кулагину это нравилось: прав профессор... или не прав, а в хирургии должна быть, как говаривал один из ее основателей Бир, военная дисциплина. Потом все разбегались к больным или студентам, которые уже давно шумно переговаривались в коридоре, а Кулагин, испытывая странное чувство непричастности, не спеша прогуливался по этажам, перелистывал истории болезней, и ему было приятно, что врачи-ординаторы и ассистенты встают и здороваются как со старшим по званию — такой уж был порядок в этой клинике.