Олег Никитин - Живые консоли Страница 74

– Вероника, малышка, – раздался сквозь облачное одеяло его голос. – Ты два раза назвала меня Митей.

– Правда? – изумилась она.

Кайл приподнял голову над дырой и в упор посмотрел в ее осовелые глаза, прозрачно-синие и пустые, как небо над ними.

– Точно, – кивнул он. – Глупо, да? Кого так зовут? Ты не думай, я не обижаюсь. Я его знаю?

– Знаешь, – легко согласилась она, испытав заметное облегчение. – Это Гамов, мы с ним в прошлом году вместе работали.

– Можешь не объяснять мне, кто такой Гамов, – проворчал Дюгем. – Его консоль распродается со страшной скоростью, едва успеваем штамповать на конвейере. Наши внесетевые бионы день и ночь рассылают заказы по сектору. Конкуренты предлагают продать им патент на производство, сулят бешеные деньги, но совет директоров пока держится. И это все благодаря твоему Гамову!

– Разве ты не доволен? Тебе не нравится новая консоль? – проворковала Вероника и перекатилась поближе к партнеру. Закинув ногу ему на ягодицы, она потерлась щекой об его плечо и выдохнула в ухо: – Не сердись, просто он и в самом деле симпатичный парень.

– Поэтому ты все время о нем думаешь? – усмехнулся Кайл.

– Да я и сама не знаю, в чем дело, – сказала она. – Может, это любовь?

– Любовь? – переспросил пораженный Дюгем. – А что тогда у нас?

– Привязанность, – пожала она плечами.

3

Взирая на гостей с бесстрастьем старика,

Я глазом не моргну, когда моя рука

В восторге ощутит тепло твоих коленей.

– Самое время задействовать стимулятор, – обнимая одной рукой жену, молвил Тима. Она недавно внесла в свой сетевой образ исправления (часа три, пожалуй, провозилась с дизайнерской программой), и сейчас носила на голове целую копну волос. Настоящие заросли из 16384 волосинок, и каждая – своего неповторимого цвета!

– Я уже с ним, – томно сообщила она.

– Поехали!

Они синхронно оттолкнулись и упали на круглую «тарелку» двух метров в диаметре. Момент переключения восприятия Тима упустил, как всегда в тех случаях, когда реальные ощущения близки к искусственным. Стремительный спуск, в конце которого, прячась в дымке, их ждал трамплин, не мог породить ничего, кроме восторга. Но если раньше они просто повизгивали бы и жались друг к другу, то сейчас избыток чувств неудержимо превращался в оглушительный вой.

Тугой ветер гудел в ушах, шумовым фоном накладываясь на их голоса. Мягкая «тарелка» вращалась вследствие полученного на старте крутящего момента, а также совершала плавные колебательные движения относительно продольной оси желоба. И все это на огромной – не меньше 500 км/час! – поступательной скорости.

Разве можно понять, как здорово мчаться по горке, ограничив себя обычным восприятием? И разве можно простыми, сформулированными в давние времена понятиями описать всю глубину и яркость переживания, стимулированного насадкой на консоль? Сколь многого был лишен человек, оставляя бездействовать данные ему природой корковые центры наслаждения! Не будет теперь несчастных, удрученных мелкими неприятностями людей, пересохнут полноводные реки слез – разве что слезам счастья останется место.

Не прошло и минуты от момента посадки в «тарелку», как Ирина уже возбудилась – после инсталляции насадки это случалось с ней раза два-три в сутки – и повалила Тиму на дно их болида.

– Дай посмотреть! – крикнул он и приподнял ее за талию (при этом ему показалось, что ее промежность подобна радуге).

Она неохотно расцепила руки и приблизила к его лицу свой обновленный лобок: по нему тоже прошлась ее кисточка, и сейчас волоски, по-прежнему прихотливо переплетенные, светились каждый своим цветом – то есть у нее между ног образовалась маленькая копия прически.

– У каждой свой вкус! – Она изогнулась, чтобы приблизить свой рот к его уху.

– Каждой женщины?

– Волосинки, дурачок.

Тима с оттяжкой лизнул колкий холмик, раня чуткие рецепторы, но понял лишь, что ему на язык попало нечто сладковатое.

«Что за бит?» – подумал он в адрес Чиппи.

Ирина нетерпеливо сползла по его животу вниз. Хорошо, что мода на включение катетера в образ прошла.

– Нравится?

– Сладко, – признался Тима.

– Если ты в переносном смысле, то ответ принимается, – засмеялась она, и в это время желоб стал изгибаться вверх. Трамплин приближался.

«Молекулярный состав красителя однозначно не определяется, – ожила программа. – Провести спектральный анализ?» – «Отвяжись».

Центробежная сила вдавила оба тела в дно «тарелки», затруднила их взаимное движение – но спустя полминуты пришло освобождение. Сорвавшись с края, болид взмыл в синее, будто хрустальное небо. Сквозь прозрачную подложку белыми гранями заискрились торосы, чьи глыбы хаотично усеяли равнину.

Ледовая кожура узла, вспученная принудительным напряжением сжатия, незримо вздыхала в поисках облегчения в случайных изломах.

На высшей точке траектории в нескольких местах по периметру «тарелки» бесшумно сработали пиропатроны. Будто чашечки цветков в ускоренной съемке, раскрылись бутончики парашютов, и невесомость сменилась ощутимым, хотя и слабым вектором гравитации.

– Я хочу, чтобы все видели, какая у нас гармоничная семья, – пропыхтела Ирина.

Тима кивнул. Тотчас воздушное пространство оказалось заполненным десятками таких же плавно спускающихся вниз гондол. Некоторые покачивались всего в паре метров от влюбленной пары, но Ирине с мужем было не до зрителей – в последние минуты коитус (синхронизированный процесс позволял супругам одновременно достигать оргазма) оттянул на себя все внимание партнеров.

Вокруг раздались восхищенные аплодисменты и возгласы таких же людей, снявших ради дешевизны или культивации идей эксгибиционизма свои фильтры:

– Круто ты ее отделал!

– Это она его, тупица! Слепой, что ли?

Тима помахал зрителям рукой и движением мысли восстановил целостность своих трусов.

Седоки двух-трех гондол (в том числе однополые), паривших поблизости, скинули одежду и стали напоказ играть своими половыми органами. Тима видел это сквозь полуприкрытые веки. Одна юная девушка вдруг ликующе взвизгнула и перегнулась через край своей «тарелки», во все глаза глядя на изобретателя.

– Я тебя знаю! – крикнула она и вдруг оттолкнулась от края гондолы, будто горная коза.

Зависнув на миг в пустоте, она растопырила конечности и бухнулась на летательный аппарат Тимы, перекатилась на бок и очутилась на изобретателе. Тросики, на концах которых крепились надутые гелием шары, низко завибрировали.